Константин Шеметов - Магазин потерянной любви

Отпуск они провели на крыше. Слезали редко, да и слезать не хотелось. Хью устроила там навес от солнца, надула кровать и разбила цветочную ферму. Вечерами она срезала с грядки тюльпан-другой и играла с ним, то утыкаясь в него губами, то лаская им упругий клитор. Митя всё больше влюблялся. На ночь он читал ей «Лансароте» Уэльбека, играл на фортепиано и тайком восхищался ею, не в силах отвести взгляд.

Его любовь напоминала любовь Роберта Коха к 17-летней актрисе по имени Хедвига Фрайбург. Эта Хедвига перевернула всю Кохову жизнь, но вряд ли они были счастливы. «Пружина в действии», — не унимался Джони. Добавим к этому неудачи с туберкулином, разрыв с семьёй и сплошь неурядицы в университете Гумбольдта, где Кох и проработал остаток жизни. Подобно Коху, Захаров бился над своим туберкулином, но тот не давался.

В субботу ближе к полудню они слезли с крыши и пошли нырять в Каракумский канал. Хьюлет ныряла с разбегу, плыла быстро и далеко. Скрывшись из виду, она подолгу не возвращалась. «Наверное, ловит молодых черепашек, — думал Митя. — Отпустите нас, тётя Хью, — скажут ей черепашки и уставятся на неё своими черепашьими глазами. Выйдя на берег, Хью отпустит их, и те разбегутся».

Черепашки и вправду разбегались.

Они всерьёз опасались за свою жизнь. Отовсюду приземлялись голодные чайки. Завидев черепашек, чайки хотели их съесть, а Хьюлет то и дело отгоняла птиц, будто стояла на страже справедливости. Достигнув воды, черепашки уплывали. Чайки кружились над ними, так и не поняв, что происходит, а Хью металась — она смеялась и плакала одновременно. Иными словами, Катя Мануилова искусственно создавала себе трудности и с романтизмом преодолевала их.

Всё это время он наблюдал за ней. Хью проявляла заботу и решимость. «В отличие от нас с Россохиной, — пишет Джони, — Хьюлет любила детей. Ей не претил институт брака, придуманный церковью, да и сама церковь не вызывала у неё отторжения. Мы же с Викой лишь смеялись над собой. Быть серьёзным никуда не годится, напоминала мне Vi — стоило задуматься, признаться в любви к ней или даже просто пожалеть о чём-нибудь».

Вода в Каракумском канале была чуть мутной.

Время пролетело как один день, и Мите пора было в аэропорт. «К вечеру хорошо бы подняться в небо», — думал он. Хью сложит постель, черепашки и думать забудут о приключении на берегу, а он сочинит по ним стих-другой или даже пьесу, наблюдая сквозь иллюминатор за звёздами.

«Ясно, что Митя был потерян, — приходит к выводу Джони. — Его пружинный механизм был взведён до предела. Захаров поднимется в небо, а дальше стремительно пойдёт вниз. Любви, приобретённой на крыше у Хьюлет, окажется вполне достаточным для болезненного падения. Хорошо, если выживет. В любом случае он будет — что ископаемый артефакт в Музее естественной истории при университете Гумбольдта. Его никто даже не станет искать. Вот и Хьюлет: с нею творилось то же самое — её никто не искал. В этом явлении как раз и состоит, — заключает Джони, — ПЕРЕХОД КОЛИЧЕСТВА В КАЧЕСТВО».

Странное дело, размышлял Митя. Прибегая к тем или иным сопоставлениям в своём творчестве, Джони ни разу не использовал греческую мифологию. Или он её не знал, или чурался. Нет, в самом деле, главной метафорой современных философов (да и не только философов, взять тех же писателей, к примеру) являются греческие боги. То и дело Митя натыкался на подобные ссылки, и честно говоря, все эти ссылки удручали. Уж не перегибают ли философы палку? — спрашивал он себя, но ответа так и не находил. В любом случае, Бог — это скучно, греческий ли он или ещё какой.

Митину неприязнь к религии подогревало ещё и «великое» соглашение Русской православной церкви с Правительством РФ, утверждённое в январе и внесённое в Конституцию. В соответствии с соглашением отменялся принцип отделения церкви от государства. Решение подтверждалось общероссийским референдумом. «Иисус Христос — наш бог», — гласили растяжки по всей России. Отныне любой гражданин, уличённый в атеизме, считался врагом народа. Остальные религии даже не рассматривались. «Да пофиг остальные», — не скрывал своего раздражения президент. Таким образом, многовековая пружина преклонения перед религией была отведена до предела. Как следствие — качество перешло в количество. Митя с тревогой предчувствовал грядущие перемены.

По сути, он оказался перед чудовищным выбором: или принять христианскую мифологию, или всё же остаться атеистом и тогда — жди беды. В любой момент его могли схватить и сжечь на костре. Несмотря на, казалось бы, видимый прогресс в эволюции человека, его религиозная сущность с годами не менялась.