Никита Велиханов - Рандеву с йети

— Чьих усилий?

— В основном вашего покорного слуги. Хотя, конечно, мне помогали, и серьезно помогали друзья и единомышленники. В те далекие времена, когда у меня еще были в этом городе друзья и единомышленники…

Так, подумала Ирина, нужно срочно менять тему. Сейчас начнется параноидальный бред на фоне мании преследования и комплекса Христа в специфической местечковой форме.

— Да, но, насколько я поняла, эти данные не привязаны строго к какой-то конкретной географической точке — я правильно поняла? Почему же тогда это — как вы его назвали? Сеславино?

— Вы совершенно правы. Подобные поверья характерны для всей заволжской мордвы — и не только мордвы. Я уже сказал о казахах. То же самое, с некоторыми вариациями, естественно, касается и татарских поселений, и русских — причем скорее старообрядческих, чем ортодоксальных православных. Что тоже вполне объяснимо — старообрядцы живут здесь дольше, и несмотря на принципиальную отгороженность от внешнего мира, в большей степени успели сжиться с ландшафтом — и с его мифологией.

— Но как все-таки насчет Сеславина?

— Сеславиным это сельцо стало называться — по крайней мере в официальных документах — не раньше 1942 года. Когда прежних его обитателей переселили куда посеверней и повосточней, а дома заселили русскими и мордвой из соседних деревень.

— А как оно называлось до 1942 года?

— Зееслау. Там жили немцы. Этот район входил в состав Немецкой республики. Республику уничтожили, немцев депортировали. А для русского — или мордовского — уха, согласитесь, Зееслау — название не самое легкоусваиваемое. Очевидно, жители окрестных русских и мордовских деревень и раньше так называли этот разросшийся немецкий хутор. В смысле Сеславиным. Просто для удобства. Если бы это произошло в тридцатые годы, называлось бы оно сейчас Ленинский Путь или Заря Коммунизма. Но время было военное, и название заменили на первое, что попалось на слух. Вот и получилось — Сеславино.

— Ну, а при чем здесь йети?

— Не торопитесь. Всему свое время.

И Кашин, усевшись поудобнее, стал рассказывать им историю про хутор Зееслау и про Большого Брандта.

— Хутор этот известен с самого конца XVIII века, когда один немецкий поселенец по фамилии Брандт — отличавшийся, судя по всему, в полном соответствии с фамилией, весьма взрывным и неуживчивым нравом, — вышел вместе с семьей из немецкой колонии на речке Лизель к югу от Катериненштадта и основал этот самый хутор. Причем место он выбрал самое, с точки зрения рациональных и хозяйственных немцев, неудобоваримое. Хорошей земли было — пруд пруди. Отошел на десяток верст дальше в степь, распахал участок и живи себе, радуйся. Немцы оговорили себе тогда, при Екатерине, земли с запасом, в расчете на детей и внуков — так что тесниться и пихаться локтями за кусок степного чернозема пока не приходилось. О ногайцах к концу XVIII века в Заволжье уже и забыли, калмыки и казахи — или, по-тогдашнему, кайсак-киргизы — тоже не особо хулиганили. После того как подавили пугачевский бунт, степные народы попритихли. К тому же их старательно друг на друга натравливали — калмыков на казахов. Границу стерегли яицкие казаки, и бояться особенно-то было в заволжской степи нечего. Живи себе.

Так вот, Брандт (кстати, в реестровых записях упомянуто не имя его, а прозвище — Старый Брандт) вместо того, чтобы отойти, как и было сказано, верст на десять дальше вдоль берега Лизель в степь и отстроить там свой хутор, пошел на юг вдоль Волги, по левому берегу, где были тогда сплошь болота, камышовые пустоши и прочие неудобья. Дошел до большого озера. В озеро впадало несколько ручьев — и один, против местного обыкновения быстрый и чистый, очень уж ему глянулся. Вот возле этого озера, на этом самом ручье он и отстроил свой хутор — благо лесу вокруг было немерено, и совершенно задаром.

Озеро тогда действительно было большое. И весьма обильное рыбой. А в особенности — любимой немцами плотвой. А поскольку имени, по крайней мере, официально нанесенного на карту, у озера не было, Брандт и окрестил его сам — Плётцезее, Плотвичное озеро. А хутор назвал, соответственно, Зееслау. Озеро это, кстати, есть до сих пор, оно основательно заросло, заилилось и несмотря на то, что после ввода в строй Волгоградской ГЭС уровень воды здесь весьма существенно поднялся, разделено теперь на несколько более мелких озер. Но самое среди них крупное по-прежнему называется — Сорочье озеро.

— Что значит — по-прежнему? — удивилась Ирина.