Григорий Канович - По эту сторону Иордана

— Ну, вот, — говорит Леночка и обводит стол глазами. — Вот мы и все вместе. Все пять девок.

— Девок… — насмешливо бормочет Юлька.

— А ты ешь и молчи, — одергивает ее Леночка. — У нас пойдет серьезный разговор.

Ну, сейчас бабахнет. Держись, Нелечка. А впрочем, почему такие страхи? Что она такого может объявить, что тебя испугает? Ты вон и смерти не боишься, так чего? Где-то в глубине души баба Неля, в сущности, знает, чего боится, но не хочет даже себе назвать это словами. Может, пронесет?

Циля вытаскивает изо рта ком разжеванной колбасы, внимательно осматривает, расквыривает слегка пальцем и отправляет обратно в рот. Баба Неля от нее далеко, а Леночка, которая рядом, только глянула мельком — и ничего.

— Девочки, — говорит Леночка, — мы тяжело прожили этот год. Особенно ты, бабуля. Но ты сама всегда говоришь — не навек же так, все постепенно наладится. И верно, не век же нам жить впятером в одной комнате с кухней. Мы переезжаем!

— Ура! — вопит Юлька.

— Мир фурн? — удивляется Циля.

Даже Валентина просыпается, спрашивает:

— Сняла, значит? Ту, что говорила?

Господи, неужели пронесло?

— Да, ту самую, близко от рынка. А еще я вот что хочу сказать, а то мы никогда не говорим. Бабуля. Про тебя. Ты у нас самый большой молодец. Не думай, мы понимаем, каково тебе справляться с Цилей. Я знаю, конечно, ты ее очень любишь, и мы все ее любим…

Ну, эти речи бабе Неле уже не слишком интересны. Как это теперь нередко с ней бывает, она на минутку отключается. Может, от облегчения.

Девки давно решили считать, что она Цилю любит-обожает, жить без нее не может, и с чистой совестью свалили на нее весь уход, она, мол, все равно никому к Циле прикоснуться не даст. А кого там любить, разве это Циля, разве Циля позволила бы себе так опуститься? Не Циля это, а какое-то нелепое чудище, вытеснившее Цилю из остатков ее тела. И что хуже всего, из памяти бабы Нели тоже. Она уже почти не может вспомнить настоящую Цилю, не может даже подумать о ней без того, чтобы в ушах не заскрипело: «Ча-аю!», не может смотреть на Цилю без злости, на все эти болтающиеся мешочки и нечистые пятна, на жующие вхолостую челюсти, на заросшие глаза, в которых ничего уже не осталось, кроме робкой старческой хитрости. Будь бабы-Нелина воля — знать бы только наверняка, что Циля ухожена, чаем напоена и не обижена, — так хоть и не видать ее совсем, и даже лучше, не так жалко. Не так страшно. Но в жизни нет такой ситуации, чтоб знать это наверняка.

— …и тебе легче, и Циле лучше. Это было непросто, но я добилась.

Вокруг стола становится тихо.

— Бабуля?

Что-то я пропустила, спохватывается баба Неля. Но она ни за что не может признаться, что прослушала. К счастью, она, кажется, знает, о чем речь, девки не раз толковали об этом между собой, комиссия какая-то приходила, проверяла.

— Дали, значит. А на сколько часов в день?

Леночка переглядывается с Валентиной. Говорит осторожным, грудным голосом:

— Бабуленька, какие часы! Это же круглосуточно: и уход, и питание, и все.

Ну, вот и бабахнуло. Баба Неля уже все поняла, но не хочет, цепляется, лучше слушать надо было, дура старая, тут такие вопросы решаются, а ты спишь…

— Неужели круглосуточно дали? — хрипло переспрашивает она. — Я и не знала, что такие помощницы бывают, чтобы все время. И ночевать у нас будет?

Леночка встает с места, протискивается к бабе Неле, обнимает сзади за плечи:

— Бабуля. Не помощница. Циля поедет в такой дом, где за ней будет постоянный присмотр и уход.

— Мир фурн! — радуется Циля.

В такой дом.

В такой дом.

Но ты же сама только что рассуждала — век ее не видать, лишь бы знать, что…

Да, но ей там не выжить! Ну, так ты ведь сама ей скорой смерти просишь? Что же, в «таком доме» это быстро произойдет.

Баба Неля знает, что изменить уже ничего нельзя, что никто ее слушать не будет, что так лучше и удобнее всем…

— Леночка… как можно… она там просто с голоду, с жажды помрет…

— Бабуленька, — терпеливо объясняет Леночка, — там таких с ложечки кормят и поят, и процедуры им делают, и на прогулку водят, и развлекают… и она в компании будет, не то что тут, в четырех стенах.

— В компании… да… от одной тоски кончится…

— Бабуля, не надо. И потом, не забудь, все-таки Циле осенью девяносто шесть.

— Я не забыла… — Баба Неля думала, что слезы у нее давно кончились, а как вспомнила про Цилин день рождения, полились градом. В «таком доме», значит, будет справлять. Если доживет.

Леночка все стоит за спиной, обнимает за плечи, гладит по волосам. Пережидает, пока баба Неля перестанет плакать. Баба Неля вдруг чувствует, что она еще не все сказала.