«Художник среди ученых, он мыслил совершенно иначе, поэтому так часто и озадачивал своих коллег. Биограф семьи Гумилевых В. Полушин в библиографии к составленной им летописи „Гумилевы. 1720—2000” допустил изумительную ошибку. В названии статьи Я. С. Лурье вместо „Древняя Русь в сочинениях Льва Гумилева” он написал „Древняя Русь в воспоминаниях Льва Гумилева”». «Многие идеи и высказывания Гумилева последних лет жизни вступали в противоречие не только с исторической реальностью, отраженной в источниках, но и с ранними работами самого Гумилева». A propos: в свежем номере «Нашего наследия» (о публикациях в этом журнале — ниже) — страницы из интереснейшего дневника Наталии Колосовой о Л. Г. Грустное чтение.
В текущем номере «ВИ», помимо прочего, — подготовленные Валерием Кузнецовым любопытные письма ротмистра лейб-гвардии уланского полка А. В. Поливанова родным (октябрь 1916 — май 1917). Приверженцев исторических мифов они, надеюсь, озадачат. И — актуальная статья Тимура Магсумова «Празднование столетнего юбилея Отечественной войны 1812 г.».
Дмитрий Быков. Юлиан Семенов. — «Дилетант», 2012, № 8 .
«Не в том дело, что Семенов чувствовал себя чужим на Родине, что остро ощущал конфликт с народом или интеллигенцией (а у него, в отличие от Галича, оба эти конфликта наличествовали, и своим он не был нигде, даже где-нибудь на лесосплаве; разве что пикейные пенсионеры обожали и принимали его безоговорочно). Проблема в ином: Семенов был идеалист, при всем кажущемся цинизме, и сохранять самоуважение мог единственным способом — играя в шпиона, то есть допуская, что все происходит не с ним. И любя Родину откуда-нибудь из американского отеля, откуда она со своими березами etc. представала не цитаделью грубости, хамства и терпения, а родниковым краем. Отсюда феерическая популярность песни про березовый сок — из чудовищного, мягко говоря, фильма „Мировой парень” (1971-й, про то, как на зарубежных соревнованиях грузовиков алчные иностранцы чинят препятствия нашему водителю Николаю Олялину; право, как вчера снято). Умиляться Родине можно было, лишь отодвинув ее — хотя бы в воображении — на космическое расстояние. <���…> Творческая интеллигенция делится на собственно творцов, которые ведут себя прилично, и околотворческую сволочь, которая и из этой статьи сделает вывод о том, что я завербован. Сволочи больше. На ее фоне Семенов — кладезь таланта и порядочности, хотя в жизни он был лишь не в меру активным и довольно вторичным писателем, автором остросюжетной прозы с вкраплениями замечательных мыслей и точных наблюдений. И как от Симонова — так себе прозаика и хорошего, но не великого, поэта — останутся гениальный „Случай с Потаповым” [1] и десяток первоклассных стихотворений, так от Семенова навеки останется созданный им герой, а это очень много».
Сам-то номер посвящен мушкетерам. Подано фундаментально и современно разом.
Александр Дегтярев. Заметки на полях истории Отечественной войны 1812 года. — «Наше наследие», 2012, № 103 .
Здесь, в частности, подробно рассказано о подоплеке трудных взаимоотношений императора Александра I с М. И. Кутузовым. Впервые полностью публикуется и письмо государя графу П. А. Толстому — очень в тему. «Письмо Александра I со стопроцентной уверенностью позволяет утверждать, что он не только не владел ситуацией, но даже не имел информации о вершившихся в стране делах. <���…> Почивший в апреле 1813 года полководец (Кутузов. — П. К. ) оставил Александру пышный лавровый венок победителя в великой войне». Думаю, что не все согласятся (даже и зная то же, что открыто настоящему исследователю) с подобными умозаключениями.
Их жесткость, на наш взгляд, несколько микшируют некоторые другие материалы номера, во многом посвященного событиям 200-летней давности, но это тема для отдельного разговора. Кстати, жаль, что у меня нет места для приведения здесь приказа императора об учреждении «первой самой демократичной награды» — медали в память Отечественной войны 1812 года (он опубликован внутри статьи Александра Смирнова). Интересно, кто написал этот вдохновенный текст.
Алексей Ивантер. Особое братство. Стихи. — «Дружба народов», 2012, № 9 .
«Тут петь нельзя и говорить не надо. Будь эллин ты, осман иль иудей — над миром каменным царящая цикада не признает ни Бога, ни людей. А ты — жующий и привычно пьющий — не зажимай бессильные лады, тут властвует без устали поющий малец с крылом из сетчатой слюды. Среди руин оставленного града, один мотив незыблемо храня, свой черный зрак уставила цикада куда-то сквозь ненужного меня. Заговорить не смею и немею сухой гортанью, языком кривым. Но что мне делать с музыкой моею — с кузнечиком звенящим луговым, и с речью — дар напрасный подающей, невоздающей, ставшею судьбой, и сквозь меня — молчащего — поющей, не признающей власти над собой?»
Читать дальше
