“Поэтами были люди вот этого самого высочайшего образования, державшие в голове колоссальное количество текстов, поэтому стихи, которые они писали, были настолько насыщены всей доступной им культурой, что читателями могли быть люди только одного с ними круга. То есть по существу, это образованное сословие — за редчайшими исключениями — давало и авторов стихов, и их читателей. Следствием этого являлось то, что это был разговор равно образованных людей”.
Ева Рапопорт. Герои сериалов нашего времени: от Холмса к Хаусу и обратно. — “Русский Журнал”, 2012, 16 февраля < http://russ.ru >.
“То, что главный герой гениален, то, что он — интеллектуал, врач, ученый, вроде бы должно указывать на то, что приобретение (развитие) незаурядных умственных способностей — это достойная жизненная цель, которая может послужить и средством к достижению очень многого. Однако то, как показаны эти гениальные персонажи, подразумевает, будто бы человек со всем тем, что он умеет, знает и помнит, — это некоторая константа (главные герои никогда ничему не учатся, как будто бы они уже достигли всего и этих достижений невозможно лишиться; усвоение нового опыта — это только удел персонажей второстепенных), как будто человек не может и не должен развиваться, даже более того, какой бы непотребный он образ жизни ни вел, не может никогда деградировать”.
“Как средство социализации современные сериалы (какими они становятся к середине двухтысячных, как раз когда стартует в том числе „Доктор Хаус”) в этом смысле и по масштабу повествования, и по вниманию к бытовым подробностям можно сравнить прежде всего с романами XIX века, по которым в то время учились жизни юноши и особенно девушки из хороших семей. Пушкинская Татьяна („Ей рано нравились романы; // Они ей заменяли все; // Она влюблялася в обманы // И Ричардсона и Руссо”) — не исключение. Но путь демонстрации через массовую культуру одних только правильных образцов (что, разумеется, тоже широко практикуется) — недостаточен и неэффективен. Советская пропаганда строилась как раз на этом и прогорела”.
Владимир Рецептер — о Пушкине, Товстоногове и о современном театре. Беседу вела Марина Тимашева. — “ SvobodaNews.ru ”, 23 февраля < http://www.svobodanews.ru >.
Говорит Владимир Рецептер: “Я создавал Пушкинский театральный центр для того, чтобы понять, какое преобразование русскому театру готовил Пушкин. Тот спектакль, который я делаю сейчас, он об этом. Потому что Пушкин говорит, что „всякий неудачный опыт может замедлить преобразование русского театра”. Значит, преобразование русского театра входило в задачу. Конечно, надо понять, какое, и попытаться смоделировать хотя бы лабораторно то, что он хотел. Между тем это просто. В 20-м году он написал „Заметки о русском театре”, из которых с полной очевидностью выясняется, что театра нет, смотреть нечего, есть только несколько артистов. В пушкинские времена, точно так же как в шекспировские, института режиссуры не было как такового. Поэтому взаимоотношения актера со зрителем и составляли главную тайну и главную прелесть театра. Им трудно было предположить, что вмешается толпа молодых безумцев, которые будут преобразовывать тоже театр, но совершенно в другую сторону, становясь между артистом и драматургом и, тем самым, перепрыгивая через артиста и становясь между артистом, драматургом и зрителем”.
Кирилл Решетников. Доктор Фауст. Восьмой сезон знаменитого сериала станет последним. — “Взгляд”, 2012, 10 февраля < http://vz.ru >.
“Но едва ли не более значимой является другая линия прообразов, восходящая, как нетрудно догадаться, к Фаусту. Ведь пафос Хауса, на первый взгляд чуждого любому пафосу, заключается в том, что чего-то хорошего можно добиться только за счет сомнения и подверженности интеллектуальным соблазнам, за счет некой метафизической дерзости. И именно тот, кто, подобно Фаусту, выбирает такой путь, получает право учить других, быть неким гуру в условиях, когда все авторитеты нещадно осмеиваются, а какое-либо учительство выглядит безнадежно устаревшим и напыщенным”.
Мария Степанова. В открытом небе. — “ Citizen K ”, 2012, № 3, 5 марта < http://kommersant.ru/citizen_k >.
“Действительно, прошлое так широко, что, видимо, хочется сузить, сделать так, чтобы всего этого было поменьше: только главное, только лучшее. Мысль о том, что у истории (или культуры) есть обязательная и произвольная программа, top 5 или 10 (как в затопленном Китеже над водой видны только колокольни), не нова. Новое — непривычная усталость от того, что было до нас. Новые веяния — околофоменковские теории, сжимающие пространство и время до точки, образовательные реформы (с непременным снижением доли гуманитарных дисциплин) — все это подчинено простодушному желанию сделать проще . Чтобы глубина колодца уменьшилась хоть на треть, чтобы не так много уроков задавали, чтобы гудящий объем пройденного живого можно было скатать в компактный тугой шар (или раскатать в прозрачный и тонкий блин). Говоря словами Зебальда, „мы выбрасываем за борт балласт, забываем все, что могли бы помнить”. Под ногами то ли плот „Медузы”, то ли „утес не больше головы тюленя, высунувшегося из воды” из старой сказки. На нем живет свой век современность: омываемая морем мертвых, полузатопленная прошлым, в полушаге от смерти и забвения, наглухо зажмурившись”.
Читать дальше
