— Как ты узнал? — прохрипел Танич.
Дядь Клепа вовсе не знал, что именно Танич убил его внучку. До Танича он приводил сюда двоих и каждого бил лопатой до смерти, потому что от горя и пьянства совсем сошел с ума и считал, что все жители города повинны в смерти Лены Волковой и его ужасной жизни. Услышав от Танича признание, дядь Клепа вздрогнул от неожиданности и уронил лопату. Изо рта у него вырвался сиплый звук. Танич быстро схватил лопату.
— Пощади, — прохрипел дядь Клепа. — Я ж не знал… если б я знал, то понятно, но я ж не знал… — Он упал на колени. — Пощади, христом богом молю.
— А как же внучка?
— Да хрен с ней… — обрадовался дядь Клепа. — Была б жива, тогда еще можно что-то, но она умерла, а раз умерла — то чего уж тут, не жива же...
— Веди меня к могиле моего друга, — велел Танич.
Дядь Клепа с готовностью поднялся и отвел его к нужной могиле. Могила находилась у обрыва. Внизу несла свои воды река, и было слышно, как трещит под чудовищным напором потока тонкий лед. Дядь Клепа замер в стороне, по колено в снегу. Танич прочел имя друга: Петр. Погладил надгробье. Теперь я запомню имя человека, который относился ко мне с уважением и рассказал о солипсизме, подумал он. Дядь Клепа кашлянул. Танич повернулся к нему.
— А как же я? — спросил дядь Клепа. — Хочу знать, что ты... вы... собираетесь со мной делать, потому что я не знаю, а знать хочу...
— Прыгай, — велел Танич.
— Что?
— Прыгай с обрыва, — пояснил Танич. — Выживешь — расскажешь обо мне в полиции.
— Нет. — Дядь Клепа попятился.
— Прыгай, или лопатой по башке дам, — пригрозил Танич.
— Нет! — каркнул дядь Клепа и повернулся, чтоб убежать, но поскользнулся, упал и, проехавшись цыплячьей грудью по гладкому камню, с диким воплем перевалился через край. Раздался удар, еще один и — тишина. Танич осторожно подошел к краю обрыва. Изуродованное тело дядь Клепы лежало среди камней в жидком крошеве льда, как в дьявольском фреше, черная вода затопила проломленную грудь, а руки, повинуясь быстрому течению, шевелились над водой, словно подавали Таничу знаки из мира мертвых. Танич не чувствовал радости. Он сел на камень, свесив ноги с обрыва. Вдалеке кричали вороны. Танич не знал, сколько здесь просидит, может, до тех пор, пока сам не свалится. Вечерело. Танич вспомнил разговор с Дианочкой и подумал: «Неужели в космосе нет мудрых цивилизаций, о встрече с которыми я мечтал в детстве, неужели в космосе никого нет, кроме огромного черного бога, который существует среди звезд, глотая беззубым ртом холодную космическую пыль? Он давно сошел с ума и не умеет ничего, только бесцельно передвигаться в пространстве, уничтожая свои давно забытые творения». Он и до Земли скоро доберется, подумал Танич и пошел на железнодорожную станцию покупать обратный билет. Чтоб никого не встретить, он свернул на объездную дорогу. По правую руку белело поле, слева тянулся бесконечный забор химкомбината. Дорогу завалило снегом, и никто не потрудился ее расчистить. Танич шел долго. Дорога не кончалась. Слева все также тянулся забор, справа белело поле. Таничу хотелось лечь и уснуть на этом холодном индустриальном ландшафте. Однако он продолжал брести, заслоняя рукой лицо от ветра. Солнце опустилось за горизонт, разлив на западе красную ртуть. Темнота надвинулась на пустое пространство, как глухота. Далекие фонари химкомбината разбавляли сумрак мигающим светом. Они подмигивают мне, подумал Танич, потому что знают все мои тайны. Он поскользнулся и подвернул ногу. После этого он едва мог передвигаться. Но он все равно шел вперед, размышляя о судьбах разных людей. Он понимал, что эти размышления лишены смысла. Но не мог не думать: о Петре, о Насте, которая живет с монтером, о мертвой проститутке Зине, но больше всего думал о Дианочке. Сможет ли она прижиться в маленьком городе, затерянном вдали от основных дорог, не найдут ли ее злые люди с холодными глазами, не отправят ли в детский дом, чтоб научить ненавидеть окружающую действительность.
Неподалеку послышался шум двигателя. Галлюцинация, подумал Танич, опускаясь на колени. Господи, попросил он, может, ты и больное чудовище, но вдруг нет, и тогда, умоляю, помоги Дианочке, спаси ее, я никогда не просил за себя, меня невозможно спасти, но за нее прошу: подари ей жизнь полную радости смысла. Я давно растерял эту детскую радость и не чувствую направления, я иду вместе с другими угрюмыми тенями кривыми тропками к пропасти забвения, а она пускай шагает по прямой дороге в будущее, ощущая вблизи тепло дружеских рук и биение любимого сердца… Он опустил голову.
Читать дальше
