— Да? — удивилась Дианочка.
— В космосе живет много мудрых цивилизаций, — объяснил Танич.
— А мама говорила, что в космосе живет бог, — сказала Дианочка, — большой и черный, как смола, он ни за что не пустит человека в свои владения из мрака и холода.
Танич замолчал, представляя большого и черного бога, который бессмысленно летает в пустом пространстве, грея больное тело в коронах звезд.
— Нет, — сказал он, — в космосе никакого бога нет, там только наши будущие друзья с других планет.
— А я бы хотела жить в Цветочном городе, — призналась Дианочка.
— В Цветочном городе? — переспросил Танич.
— Это город, где живут дружные коротышки, — объяснила Дианочка, — в их жизни случается много веселых приключений.
Танич кивнул:
— Точно, я читал про них в детстве. Они тоже летали в космос, кажется на Луну.
— Да, — сказала Дианочка, — на Луну, но я еще не дочитала до этого.
— Пойдем, — сказал Танич, — нам надо за билетами.
— Мы уезжаем в космос? — спросила Дианочка.
— Нет, — помедлив, ответил Танич. — По крайней мере, не сегодня, — добавил он.
Они собрали Дианочкины вещи в рюкзак. На вокзале Танич купил билеты.
Плацкартный вагон дышал потом, звенел голосами. Ночью воцарился храп. Утром проводница ходила по вагону и продавала пирожки. Танич купил Дианочке пару пирожков с яблочным повидлом и бутылку колы, чтоб она отпраздновала день рождения. Около часу дня они прибыли на место. Дверь открыла Настя. Сзади стоял ее жених, монтер.
— Чего тебе? — спросила Настя.
— Настенька, — сказал Танич, — пожалуйста, позаботься об этой девочке. У нее сегодня день рождения.
— А что с ней? — тихо спросила Настя, глядя на поникшую Дианочку.
— Ее сильно обидели, — сказал Танич, — и ей нужна твоя помощь.
Настя вздрогнула и обняла ребенка.
Монтер буркнул:
— Чего уж… поможем, раз надо.
Настя повела девочку в ванную, чтоб она приняла горячий душ и переоделась в чистую одежду.
Танич кивнул монтеру:
— Спасибо. Я вернусь за ней через несколько дней.
Мороз крепчал. Танич забрался на холм, откуда было видно весь город: дом, где он когда-то жил с мамой, железнодорожную станцию, фабрику, школу, похожую на перевернутый спичечный коробок, кладбище. Поразмыслив, Танич решил пойти на кладбище. Засыпанное снегом, кладбище выглядело как сказочный город гномов. Стояла тишина, только из домика кладбищенского сторожа дядь Клепы доносился бодрый голос радио. Дверца домика приоткрылась. Дядь Клепа высунул голову, поросшую седым пухом, и, подслеповато моргая, уставился на Танича. Моргал, моргал, наконец узнал.
— А, это ты… а я думаю, кто это тут шляется по такой погоде. Бухарики, думаю, шляются, а это ты... Мать пришел проведать?
— Сегодня я пришел проведать друга, — сказал Танич, стесняясь признаться, что не помнит имени друга.
— Ах, друга… — Дядь Клепа замолчал.
Танич ждал.
— Не знаешь, где он похоронен? Ну, понятное дело, откуда тебе, я-то знаю, а тебе откуда знать... Ладно, давай покажу его могилу, пошли покажу, — сказал дядь Клепа, выворачивая жилистое тело наружу. Почерневшие от сажи руки крепко сжимали лопату. Он пошел вперед, ловко обходя препятствия. Танич пристроился сзади. Шли долго. Дядь Клепа постукивал ручкой лопаты по оградкам, словно извиняясь перед мертвецами за внезапное вторжение. Красное солнце стыло в молоке неба. Холодные ветки стегали по лицу. Пришли, глухо сказал дядь Клепа и посторонился. Танич шагнул вперед, к одинокой могиле. Лена Волкова, прочел он на сером надгробье, спи спокойно, святое дитя. Дядь Клепа за его спиной издал ртом всасывающий звук. Это не та, сказал Танич, это чужая могила. В следующий момент он почувствовал боль в спине и упал ничком. Перевернувшись, он увидел дядь Клепу, который замахнулся лопатой для второго, смертельного удара.
— Ты чего? — прохрипел Танич, выплевывая снег. От боли в позвоночнике ему не хотелось двигаться, но он все равно двигался и даже произносил разбитыми губами слова, словно они могли что-то значить в этой снежной глуши, когда вокруг пустота, а над головой нависла лопата.
— Это могила моей внучки, — прорычал дядь Клепа. — Ты ее, собака, убил в лесополосе.
Танич вспомнил, что и впрямь убил Лену Волкову, которая после смерти родителей жила с дедом на кладбище. Спивающийся дед поил за компанию и внучку, и она не ходила в школу, потому что учителя не желали учить пьяную девочку. Вместо постылой учебы Лена зарабатывала деньги на улице. За червонец она могла сплясать, а за сто рублей поцеловать в губы, горячо и совсем не по-детски. Она и Танича однажды поцеловала своим бесстыдным ртом, и он едва не заплакал, почувствовав вкус алкоголя на мягких детских губах. В тот же вечер он подловил Лену Волкову возле свалки и отвел в лесополосу. Она не кричала, не плакала, хотя сразу все поняла; она улыбнулась Таничу и наклонила голову, чтоб ему было удобнее бить камнем.
Читать дальше
