— Знаем мы вашу струю, — заявила Надя, — навидались ваших струй.
Рома задохнулся от возмущения. Ему хотелось кого-нибудь треснуть, например Надю. Надя приблизила к нему лицо: большинство из вас тупо хочет фотографировать голых девушек, причем на халяву, но вам отказывают, и вы заканчиваете тем, что вывешиваете снимки своего «хозяйства» на сайтах знакомств. Рома так и сел. Надя прикрыла рот ладонью. Простите, прошептала она, не знаю, что на меня нашло. Ничего страшного, глухо произнес Рома, я вполне понимаю ваши чувства. На улице так холодно, пробормотала Надя (она была пунцовая от стыда): давайте выпьем водки. Согласен. — Рома кивнул. Ко мне сегодня брат приезжал, наговорил мне гадостей, объяснила Надя, поэтому я такая взвинченная. Ох уж эти родственники, посетовал Рома. Вы правы, Надя, правы абсолютно во всем: я — ничтожество.
— Не будем так категоричны, — сказала Надя. — Вы же хотите измениться?
— Я ничего не хочу. — Рома опустил голову. — Раньше я хотел фотографировать старые здания, но теперь ничего не хочу.
Надя прищурилась:
— Знаете, Рома, у меня есть на примете несколько старых домов. Давайте пойдем и сфотографируем их.
Рома не слушал ее. Он мечтал о новом штативе для фотоаппарата.
Глава шестая
Под крышей среди балок кто-то летал. Наверно воробей. Под ногами шуршал строительный мусор. Кошевой светил фонариком, вылавливая из темноты картины запустения.
— Что это за место, господин Гордеев? — тихо спросил он.
— Бывший речной склад, — сказал Гордеев. — Слышите, река шумит?
— Не слышу, — признался Кошевой.
— У вас отвратительный слух, — сказал Гордеев. Он рылся в мусоре. — Посветите сюда, прошу вас.
У стены стоял рваный ботинок. Гордеев поднял его, осмотрел подошву. Потом запустил руку внутрь и вытащил мобильный телефон. Дешевый «Samsung». Гордеев повертел его в руках, снял крышку: симки нет, аккумулятор отсутствует.
— Это телефон Молнии? — робко поинтересовался Кошевой.
— Вы делаете успехи, Кошевой, — задумчиво произнес Гордеев. — С этого телефона Молния позвонил некой Светлане Барановой, одинокой матери, дочь которой пропала два месяца назад. Он сказал ей, что, если она придет сюда на склад без полиции, он вернет ей дочь. Баранова не стала обращаться в полицию, пришла сама. Молния действительно вернул ей дочь.
— Серьезно?
— Посреди склада стояла девятнадцатилитровая пластиковая банка с частями тела. Молния приклеил к банке обрывок малярной ленты и подписал маркером «Собери ребенка сам». Вы можете себе это представить, Кошевой?
— Мне жутко это представлять, господин Гордеев. Честно говоря, меня чуть не стошнило от того, как вы спокойно это рассказываете.
Гордеев кивнул:
— Вы не одиноки в своих чувствах, Кошевой. Меня самого тошнит от себя. Но ничего не поделать. Я могу чувствовать только когда выпью водки, но и тогда мои чувства бледнеют по сравнению с чувствами обычных людей. Качаете головой? Превосходно. А что вы можете сказать о нашем убийце?
— Он псих.
— Тонкое наблюдение.
Кошевой напрягся:
— Этот ботинок, модель телефона... он знает, что мы идем по его следу, и играет с нами. Намекает на что-то... мы обязаны разгадать его ребус и тогда выйдем на его след…
— Вы определенно делаете успехи, Кошевой, — обрадовался Гордеев. — Что касается Молнии, чем-то он напоминает мне одного знаменитого американского убийцу по кличке Зодиак. Старое дело. Слыхали о нем?
— Нет.
— Отлично. Я подзабыл детали, но суть помню. Зодиак писал о совершенных убийствах в редакции местных газет. Кроме того, к письмам он прилагал криптограммы, расшифровка которых, по словам Зодиака, помогла бы раскрыть его личность.
— Он тоже играл с полицией!
— Превосходная мысль. Однако ошибочная. Все эти криптограммы — полная чушь. Сомнительно, что хотя бы половину из них вообще можно было расшифровать. Даже если можно — в них наверняка не было полезной информации. Зодиак не рискнул бы своим инкогнито. Он старался привлечь к себе внимание. Молния такой же. Этот ботинок, телефон и то, что аккумулятор снова исчез, — трюки для привлечения внимания. Люди любят загадки, но в мире не осталось загадок, Кошевой, этот мир слишком прост.
Кошевой обиделся:
— Мне кажется, вы ошибаетесь.
— Вы смеете возражать мне? Великолепно.
Читать дальше
