«„Дорогие россияне” сегодня в таком же положении, как чехи тогда. Прежде всего, русские. Но, впрочем, и все остальные народы. Они не могут воспринимать нынешнюю РФ как свое отечество. Это, в общем, чужое нам государство, управляемое людьми, чьи интересы очень далеко отстоят от наших. Чего, собственно, они даже не скрывают. <...> Мы чужие на этом празднике жизни».
Екатерина Дайс. Вокруг оккультуры. — «Русский Журнал», 2013, 24 июня < http://russ.ru >.
«Когда я в 2007 году защищала в РГГУ свою кандидатскую диссертацию, со своего места встал маститый переводчик французских текстов (Бодрийяра, Лакана и Дерриды), седовласый и сухопарый профессор Z , и заявил: „Настоящий ученый не должен изучать эзотерику!”. Это заявление не слишком меня удивило, разве что только категоричностью тона, я была одной из тех, кто пробивал стену, разделявшую академическое атеистическое знание и эзотерический гнозис, который содержится в популярных произведениях культуры. Как культурологу мне было непонятно, почему можно изучать сериалы, дамские романы или надписи на бересте (чем с успехом занимались мои коллеги), но нельзя — мистериальные культы и гностические движения...».
Даниил Дондурей, Борис Дубин. Сплочение через противостояние. О технологии поиска врага. — «Искусство кино», 2013, № 5, май < http://kinoart.ru >.
« Б. Дубин. <...> Я вообще думаю, что к 2000-м годам пришло время именно таких „долгих” действий. Представления конца 80-х — начала 90-х о том, что можно добиться главного одним прыжком, одним рывком, показали свою утопичность, неэффективность и, в общем, непопулярность у больших групп населения.
Д. Дондурей. Мы вошли в эпоху длинного времени…
Б. Дубин. Да, и какой-то большой, кропотливой, муравьиной работы.
Д. Дондурей. <...> Неужели так называемый креативный класс готов в поисках адекватности ждать целых шесть лет, тем более двенадцать?
Б. Дубин. Жизнь одна, и нетерпение такого рода понятно. Не случайно Трифонов в свое время так и назвал роман — „Нетерпение”».
Юрий Зобнин. Горькая правда Горького. (К 145-летию со дня рождения писателя.) — «Москва», 2013, № 6 < http://moskvam.ru >.
«Однако и теперь для меня, воспитанного в культурной атмосфере позднего советского идеализма, еще всецело проникнутого интеллигентской романтикой „бардовских” 60-х годов („Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке...” etc .), „ горьковская правда ” тогда <...> казалась проблематичной. Вплоть до „проклятого десятилетия”, до Ельцина, до девяностых годов. „...Я не знал народа, его криминогенной сути, — признавался тогда один из лидеров ‘шестидесятничества‘ Андрей Вознесенский. — Считал, что если езжу по стране и читаю стихи, то знаю людей. Я читал стихи студентам и интеллигентам. Это был другой народ. А потом поперла темная сила — криминал, и я понял, что, может, ошибся...” О, как читался Горький в лихие девяностые!..»
Владимир Карпец. Битва за историю. — «Завтра», 2013, № 25, на сайте газеты — 20 июня < http://zavtra.ru >.
«Увы, надо откровенно сказать и о необходимости радикального переосмысления Дня Победы — разумеется, не „по-власовски”. <...> День Победы — это день Победы Великой Святой Руси над просвещенческой объединенной Европой, наследницей Каролингов. Если угодно, Гипербореи над Атлантидой — в изначальном смысле».
Василий Костырко. «Я» как процесс. О романах Дмитрия Данилова. — «Русский Журнал», 2013, 7 июня < http://russ.ru >.
«Самое удивительное в этом тексте [„Горизонтальное положение”], конечно, его язык, на который уже не раз обращали внимание критики (Евгения Риц, Ирина Роднянская, Юрий Угольников и др.). Герой-повествователь рассказывает о своей жизни назывными предложениями, где роль подлежащих выполняют отглагольные существительные: „Пробуждение часов в одиннадцать утра. Осознание того, как же много надо всего сделать”. Он ни разу не использует слово „я”. Если считать целью художественной литературы вытеснение мысли о смерти, то проза Данилова выглядит как попытка добиться этого новым способом и показать процесс изнутри. Ведь тот, кто описывает свою жизнь как совокупность действий при помощи назывных предложений, состоящих из отглагольных существительных, не может сказать „я умру”. Во-первых, в его словаре нет никакого „я”, во-вторых, назывные предложения возможны только в настоящем времени».
Читать дальше
