И вот — эпохальный матч! Враждебно настроенный стадион. Звероподобные канадские профессионалы, напоминающие взбесившихся быков из пролога. Финальные полчаса «грязного» хоккея, жуткого мордобоя, кровищщи и полетов за бортик… Зрители, прильнувшие к экранам телевизоров в уютных квартирах и в КПЗ, в Москве, в Бильбао… Надрывающийся комментатор Николай Озеров (Павел Никитин) и одинокий, отставной тренер Тарасов в ночи, в пустой дворовой хоккейной коробке… Он ударит веточкой по невидимой шайбе — и наши в Монреале забивают. Он — так раз веточкой, — и шайба снова в воротах соперника! Канадцы — в ауте. Не понимают, что происходит. Харламов, избитый в хлам, творит на льду чудеса. Семь — три! Мы выиграли! Вражеский стадион рыдает. o:p/
Зрители в зале аплодируют со слезами восторга. Кассовые сборы в первый уикэнд — 200 миллионов рублей, а к началу июня больше 900 миллионов. Победа! o:p/
Великую эту победу несколько омрачило лишь то, что вскоре после премьеры российские хоккеисты вылетели с чемпионата мира, продув американцам с разгромным счетом 3 — 8. Но ничего! Наши девочки так истосковались по настоящим мужчинам, а наши мальчики — по настоящему хоккею, что мы готовы приходить в экстаз и от виртуальных спортивных побед на экранах кинотеатров. o:p/
Мальчиков и девочек, а также дядь и теть — осуждать трудно. В жизни так мало радости! o:p/
Меня же данное полотно в жанре «Мы — лучшие на планете!», поразило нежданной откровенностью, с какой явлено тут миру не только «Кощеево яйцо» российской власти, но даже и иголка внутри яйца. o:p/
У великой архетипической победы, показанной на экране, три источника. o:p/
1. Экспроприация и концентрация ресурсов. Когда Тарасову в фильме говорят, что команда ЦСКА побеждает, поскольку в армию забривают всех подающих надежды спортсменов, — он даже не считает нужным оправдываться. А как же иначе? Никто себе не принадлежит. Все — крепостные. Все у всех отобрать во имя великой цели — так победим! o:p/
2. Каторжный труд и богатырское терпение. Безоговорочная готовность сносить боль, издевательства и унижения, не понимая толком, ради чего. o:p/
3. Таинственная харизма лидера, этакого царя-шамана, у которого есть блат где-то на небесах. Если «царь настоящий», типа Сталина — мы побеждаем. Точнее, он для нас побеждает. Если подменный, вроде дурака-Брежнева в фильме, — все разваливается к чертям. o:p/
Это языческое, магическое мироощущение, судя по бешеному успеху картины, — рулит и сегодня. Прежде, когда страна еще играла в высшей лиге, магическую составляющую нашего коллективного сознания/бессознательного принято было как-то скрывать; пропаганда предпочитала прикрывать ее то православием, то идеей построения коммунизма. А нынче она вдруг вылезла наружу, как тряпичная основа на износившемся кожзаменителе. Авторы «Легенды № 17», идя навстречу юному поколению, воспитанному на американском кино, находят нужным лишь слегка припудрить ее подростковым карго-индивидуализмом: только тебе решать, что ты можешь, чего не можешь! Но какой там — решать, когда у тебя за спиной торчит великий и ужасный шаман с веточкой! o:p/
o:p /o:p
ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ С ПАВЛОМ КРЮЧКОВЫМ
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
КОВАЛИНОЕ ПЕРО o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Однажды друг Юрия Коваля детский писатель Виталий Коржиков посадил дуб и поделился с ним желанием видеть этот дубок таким же, как красавец-дуб на иллюстрациях их общего друга, известного книжного иллюстратора Николая Устинова. «А ты возьми Колин рисунок, — сказал Коваль, — и дубу покажи». «Ты с ума сошел», — сказал Коржиков, но рисунок дубу все же показал. o:p/
Ирина Скуридина, «Коваль — это планета с мощным гравитационным полем» o:p/
o:p /o:p
Напрасно я просил их улететь на небо и принести хлеба — божьи коровки ползали по лицу, забирались в волосы и за пазуху. Вначале я сощелкивал их, а потом плюнул и, перевернувшись на спину, стал глядеть вверх. o:p/
Сосны уходили в небо. o:p/
Казалось, они растут прямо из меня, из моей груди. o:p/
Божьи коровки взлетали, и тогда было видно, как закручивается между стволов кирпичная и прозрачная точка. o:p/
Вверху дунул ветер. Сосна уронила шишку. o:p/
Шишка гулко ударилась о землю. o:p/
Я прикрыл глаза и задремал. Было слышно, как шумят сосновые ветки и далеко бубнят-бормочут тетерева. o:p/
Послышался приглушенный звук трубы. o:p/
Юрий Коваль, «Под соснами» o:p/
o:p /o:p
Выпишешь вот такое — про дубы да сосны, — и хочется уже замолчать. Впрочем, я сразу вспомнил одну историю. Даже две. В детстве мы с бабушкой несколько лет подряд снимали дачу, на которой росли ярко-розовые пионы. То есть пионы росли на грядке, но говорят же люди иногда, спрашивают: «А у вас на даче что растет?». У нас на даче росли пионы, а за забором росла соседская девочка, которая мне очень нравилась. И вот однажды я решился подарить ей один наш пион, самый большой, похожий на розовую капусту. Набрался храбрости, да и преподнес. Она немного посмеялась над моим рыцарством, убрав руки за спину, но потом вдруг решительно приняла от меня этот здоровенный цветок, чуть ли не выхватила, и сразу же засунула в бутон свой нос. И замолчала очень надолго.
Читать дальше
