Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

— Не Тоня, а Таня в песне поется, — поправила меня Тоня. — Ладно, Рома, мне надо закрывать. Сейчас сдам выручку и поедем. Посиди подожди немного.

Она сдала деньги, переоделась и вышла ко мне в зал. Пошли на набережную, Тоня говорит:

— Если, Рома, хочешь, поедем со мной. У меня есть любимое место — «Партизанские костры». Тихое, хорошее кафе, и музыка обалденная.

— Конечно поедем. Какой разговор?

Мы сели на восьмой троллейбус, такси поймать не удалось, и приехали к «Партизанским кострам». Никогда в жизни я не был в таком кафе. Само кафе из плетеных веток, столы деревянные, вместо стульев круглые дубовые пни, а между столами течет маленькая речушка, скорей ручеек. Я заказал «Улыбку», «Черные глаза», себе бутылку «Экстры», закусок, какие только в меню были. Гулять так гулять.

Оркестр был небольшой: сакс, ударник, гитара, контрабас и аккордеон.

Подошел к музыкантам, заказал «Ой вы, очи, очи волошкови». Мы сидели с Тоней, выпивали, закусывали. Потом танцевали танго, фокстрот. Такого блаженства я еще в жизни не испытывал. Вот где жизнь, вот какие метаморфозы. Всего несколько дней отделяли меня от «дядиного дома» (колонии), от нар, от колючей проволоки, от ментов и «дубаков», от «барбосов»-следователей. Вспомнил ребят в зоне, Генку Циркача, где он сейчас, может, «затяпался» (попался) и уже где-нибудь в шизо? У него мало опыта, это первая его «эмиграция». Я пил водку, слушал музыку и ловил кайф.

Сначала, когда мы только вошли в кафе и Тоня кивнула трем парням, сидевшим за столиком, у меня возникло подозрение. Может, она «блатная кошка», женщина из преступной среды, и «замарьяжила» (завлекла) меня на «хипес» (вид мошенничества, когда женщина приглашает к себе мужчину и создает компрометирующую его обстановку, а внезапно появившийся «муж» (сообщник) требует вознаграждения за бесчестие). Пожалел, что нет со мной «удостоверения личности», но есть в кармане «десять суток». «Хипес» особенно развит в курортных городах. Денежной публики там тьма. Молодая красивая женщина завлекает приезжего кутилу к себе на хату или блатхазу. Потом на сцене появляется «муж» и требует бабки за бесчестие своей «жены». Это в лучшем варианте. В худшем — появляется кодла ребят с крепкими бицепсами и начинает «бомбить», вымогать бабки, сначала по-хорошему. Не получается по-хорошему, начинают «на уши ставить» (избивать). Ну а кому охота на «участок номер три»?

Когда я повнимательнее разглядел Тониных ребят, понял: это не та команда, задохлики какие-то, тощие и бледные. Делать с ними нечего. Алкаши или наркоманы, сделал я вывод.

Во время антракта я пригласил музыкантов, молодых ребят, за свой столик, заказал еще литр водки. Выпили, познакомились. Я попросил разрешения сыграть на гитаре и спеть для Тони песню. Поднявшись на небольшую сцену и взяв гитару, я сказал в микрофон:

— Граждане партизаны и партизанки! Завтра уезжаю с экспедицией на Северный полюс. Всем большой полярный привет. Разрешите спеть для любимой девушки Тони песню. И я запел: — «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…»

Кончил петь, начались аплодисменты и визг одобрения пьяной публики. Стали просить еще спеть. Спел еще «Очи черные» и «Журавли», романсы из репертуара Аллы Баяновой. Я хоть и лагерный певец и мой репертуар песен в основном тюремный, но русские и цыганские романсы и таборные песни я любил беспредельно. Хотел еще цыганочку сбацать, но вовремя передумал. В моем положении так засвечиваться просто безумство. Итак, мы с Тоней весь остаток вечера были в центре внимания, на наш столик официантки только успевали таскать коньяки и шампанское в знак признательности от посетителей. Хорошо еще, ребята-музыканты выручали, не отказывались от нашего угощения. Потом и Тонины ребята очутились за нашим столиком. Оказалось, двое из них ее бывшие одноклассники. А я вначале подумал черт-те что. Сказано: «пуганая ворона куста боится».

— Никак, Рома, не пойму, кто ты, — сказала Тоня. — То ли артист, то ли полярник, как ты со сцены представился.

— Хочешь, честно скажу? Штурман я на подводной лодке, а плаваю в Северном Ледовитом, — продолжал я «катить дурочку» и для убедительности задрал рукав рубашки, показав на предплечье татуировку: якорь с надписью под ним «Тихоокеанский флот», которую наколол, когда еще юнгой плавал на крейсере. — Только раньше я служил на Тихом океане, а когда окончил высшее военно-морское, получил назначение на Ледовитый, сейчас в отпуске первый раз. Надо в часть возвращаться уже.