Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

Проснулся, открыл глаза, перевернулся на спину — темнота кругом. Не пойму, где я. Кое-как поднялся, присмотрелся. Дома! Ну, слава Богу! Прислушался, коровник «гудит», значит, дойка идет, значит, утро. На стене нащупал «клопа» (выключатель), включил свет, снова сел на кровать. Стал вспоминать, где же я так напился? А трактор где? Вспомнил, что был на винзаводе. А потом что? Повернул голову, и глаза мои вперились во флягу. А это что за фляга и откуда? Встал, открыл флягу, увидел что-то темное в ней. Сунул «клешню», понюхал, облизал. Что-то спиртное, смекнул я. Взял эмалированную кружку, зачерпнул, выпил и снова сел. Вот тут-то засветились мои мысли немного, как маяк в тумане. Все вспомнил: и винзавод, и трактор где, и кто мне флягу вина дал и за что. Еще одна мысль хорошая пришла: надо трактористов наших угостить.

Я встал, одеваться мне было не надо: я был полностью одет. Пошел на стан. Подошел к кузнице, здесь уже стояло человек десять.

— Мужики! — крикнул я. — У меня сегодня день рождения. Всех к себе приглашаю. Прям щас.

Кузнец Саня говорит:

— Сходим домой за закуской. — И все разбрелись.

У меня день рождения зимой, но на свободе я его еще никогда в жизни не отмечал. В это время я или в тюрьме, или в бегах где, скрываюсь. Думаю, надо хоть раз в жизни по-человечески отметить свой день рождения. Хоть число еще не подошло, да хрен с ним, с числом. Фляга-то ждать не будет.

Механика попросил на сегодня заменить меня на тракторе в связи со столь знаменательной датой в истории человечества и пошел домой. Ко мне в хату собралось человек двадцать, и пошла пьянка. Один черпает из фляги, наливает в стаканы, остальные пьют. Каждый пил столько, сколько мог.

Пришла Ивана-болгарина жена, а Ваня уже готовый, на ногах не стоит, выполз на улицу на четвереньках. Его жена взяла хворостину, так и погнала по улице на четвереньках. Бабы идут, смеются, спрашивают, где он так набрался.

— Да у этого бандита-тюремщика, — отвечает Ванина жена.

Флягу мы прикончили, и мужики постепенно все разошлись. А на другой день на конторе появилось объявление: «Всем трактористам явиться на товарищеский суд». Когда я утром подошел к конторе, мужики только и говорили:

— Всю жизнь проработали, и на тебе: один день прогуляли, и сразу на суд.

Я послушал их, подошел к доске и сорвал объявление. Вошел в контору, там уже заседал профком: три человека и какая-то женщина незнакомая. Я обратился к Антонине Петровне:

— Послушайте, не тяните трактористов на суд. Во всем я один виноват. В своей жизни я еще ни разу не отмечал свой день рождения на свободе. И вот, первый раз отметил. Судите и наказывайте меня. Хоть в тюрьму сажайте, а мужиков не трогайте. У них семьи, дети, а я всю жизнь один.

Комитетчики сначала долго молчали, потом о чем-то пошушукались и сказали:

— Ладно, Пономарев, наказывать мы никого не будем. Идите и скажите всем, пусть приступают к работе.

Я вышел на улицу, сказал:

— Все нормально, мужики. Суда не будет, комитетчики всем амнистию дали. Они-то не знали, какое важное событие мы отмечали. — И в шутку уже добавил: — Сейчас сидят решают, чтобы в дальнейшем мой день рождения сделать в совхозе всеобщим праздником и нерабочим днем. На этот счет я свое согласие уже дал.

Все дружно посмеялись и пошли по рабочим местам.

Как-то уже к концу зимы я поехал в Берислав отмечаться в милиции и встретил там знакомого мужика Володю из строительной бригады. Сам он из «Красного маяка», только не в самом «Маяке» живет, а в маленьком поселке на горе. Люди окрестили этот поселок Куба. Я спросил Володю:

— А ты что здесь делаешь?

— Да несчастье у меня, Димыч. Дома у себя на Кубе мы бухали с женой, баба еще, соседка, была у нас. Мы тогда крепко вмазали, соседка домой пошла, а сама в одной кофте была. А возле калитки свалилась и замерзла. Ночью как раз мороз сильный ударил. Утром ее подобрали возле моей калитки. Менты приехали, меня забрали и таскают теперь. Говорят, что я ее убил. Ты, Демьян, подожди меня сейчас. Менты под расписку меня отпускают.

Я подождал Володю на улице. Он вышел весь какой-то расстроенный, подавленный, я стал его успокаивать:

— Володя, если ты не убивал, менты ничего тебе не пришьют.

— Да, если бы не судимости, у меня до этого две «ходки» было, у оленей на Севере гостил. Ну, да хрен с ним. Что будет, то будет. Пойдем, Демьян, к моему знакомому сходим да бухнем. Давно я у Паши не был.

Мы пришли на хату. Пашей оказался пожилой человек, пенсионер, уже изрядно торченый. Только он увидел нас, закричал: