Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

— Несметные богатства и ослепительная слава... Гирлянда из наследств... А вот и дождь из звонких пистолей, жемчуга, драгоценностей!.. Ну и, конечно, любовь...

Вдруг она запнулась и воскликнула:

— А вот здесь яблочко погубит яблоню... Сроду такого не видала...

Она резко отпихнула руку Мари-Мадлен - так отшвыривают скорпиона. В тот же миг девушка заметила в толпе обращенную к ней омерзительную рожу с заячьей губой, расплывшуюся в невыразимо злобной ухмылке, и близко посаженные разного цвета глаза под ниспадавшей копной черных взлохмаченных волос. Затем видение поглотил водоворот струившейся по мосту людской реки со всеми ее лицами, шляпами, шевелюрами. Цыганки исчезли, и, внезапно очнувшись, Мари-Мадлен наконец заметила Масетту, застывшую в изумлении перед лубочником.

— Пошли отсюда, Масетта, скорее...

Едва они добрались до рынка Ла-Валле на набережной Гран-Огюстен, Мари-Мадлен схватилась рукой за цепочку.

— Они украли часы! - облегченно рассмеявшись, воскликнула девушка. - Всего-навсего часы!

Масетта возмутилась, растерялась: они были такие красивые!

— Украли часы... Тьфу... Цыганские штучки...

Но ее смех исказила гримаса страха, от которого затряслась соломенная корона. Кривлянье цыганок, кража часов - все это чепуха, но вот остальное... Она вздрогнула. Угрон в Париже, и месть его будет страшна! Собрав в кулак все свое мужество, Мари-Мадлен сказала:

— Пошли обратно на Новый мост!

Они вышли на его середину, и, прислонившись к стене завода игральных карт в конце площади Дофина, Мари-Мадлен сверлила взглядом толпу, пристально всматриваясь в лица, дабы отыскать, а, если потребуется, и погнаться за негодяем, посмевшим ее напугать, но равнодушный, незрячий людской поток беспрерывно двигался между ярмарочными балаганами.

В тот вечер она выпила больше обычного и мгновенно впала в Забытье. Девушке приснилось, будто она вошла в большую комнату с множеством смятых постелей. Мари-Мадлен совершенно отчетливо видела пологи, балдахины, перевернутые подушки и даже Стенные обои над изголовьями кроватей. На обоях были изображены деревья, которые вскоре развертывались лиственным пейзажем, а кровати оказывались склепами с мраморными драпировками, колоннами, изваянными балдахинами и каменными подушками для распростертых фигур. Мари-Мадлен захотелось убежать но, по-прежнему подчиняясь загадочному устройству комнаты усыпальница закрылась деревянной дверью, впившись защелкой в запястье. В зеленоватом сумраке под деревьями девушка угадала неясные, тайком подстерегавшие силуэты, впрочем, совсем не похожие на Угрона, который не снился ей никогда.

Масетта открыла для себя нечто куда занимательнее, нежели месяц в ведре с водой, и это был морг. Ну а Мари-Мадлен всегда отличалась любопытством.

Морг помещался в нижнем застенке крепости Гран-Шатле. Липкие ступени вели в комнату, где скопище людей толпилось перед люком в едва различимый подвал, откуда поднимался ужасный смрад. Стоявшие в очереди посетители дожидались, пока можно будет полюбоваться в окошечко бледными скукожившимися масками, комичными бурдюками, посыпанными песком и выброшенными на плиточный пол, будто на скалу, насупленной синевой, расцветшими на боках аспидно-черных свертков незабудками, одеревенелыми пурпурными стволами, выделявшими желтый сок тыквами - всеми этими останками, которые услужливо освещал факелом желавший немного подзаработать лакей. Затем девы-госпитальерки из монастыря святой Катерины приходили омыть и похоронить сей бренный прах, вслед за чем его перевозили на кладбище Невинных. Когда выставляли найденную в Берси мужскую голову, сваренную с солью и салом в глиняной посудине, в морге яблоку негде было упасть. Мари-Мадлен тоже полюбовалась этим серым шаром с прилипшими прядями и выпученными, побелевшими, как у вареной рыбы, глазами. Кажется, никому не было дела до того, кто же мог лакомиться этим кошмарным бульоном, кем был покойник и отчего он умер. В те времена каждую ночь на улицах Парижа находили до пятнадцати трупов убитых незнакомцев и выброшенных на берег реки утопленников. Немало обнаруживали их и по всей Франции - разлагавшихся на откосах больших дорог или на песчаных пляжах, как, например, тот мужчина, которого нашли шесть-семь лет назад в нормандской чаще: закоченевший от мороза бродяга, горемыка с заячьей губой, ниспадавшими копной черными жирными волосами и скрюченным в предсмертной агонии телом, похожим на виноградную лозу.