Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

Бьевр был двуликим: с одной стороны, заросший травой и ряской, застроенный кабаками цвета бычьей крови, где подавали лучшие в мире креветки, а со стороны улицы Гобеленов - ужасно загаженный выбросами красилен, которые извергали катыши отходов, оставляли смердящие следы разложения, красноватые жилы, черневшие под свинцовой пленкой меж покосившимися халупами, вконец расшатанными сушильнями и ослепшими от темноты творожистыми стенами. Место было гнусное и подозрительное, хоть там и варили не самое скверное французское пиво для рабочих из Фландрии. Равнодушная к подобным прелестям Мари-Мадлен осмотрела Бьевр наскоро (очень уж резкие запахи!) и предпочла иные места для прогулок.

Так как носильщики чересчур торопились, ей нравилось ходить пешком в сопровождении Масетты. Если на улице было не слишком грязно, Мари-Мадлен отправлялась на экскурсию по городу, перехватив завязками черного шелкового чепца горло, закрыв лицо маской и сунув руки в рысью муфту. Ее неодолимо притягивал Новый мост. С тех пор как там проложили тротуары, больше не надо было проталкиваться сквозь напиравшую толпу перед палатками зубодеров и шарлатанов, предлагавших странные пенившиеся бруски под названием сапоне . По слухам, некоторые люди даже намыливали ими руки!

Новый мост был анклавом между небом и водой, пограничной империей бродячих комедиантов, фокусников, торговцев зельями и амулетами, продавцов фейерверков с их лилипутской свитой, ученых зверей и гадалок. Там можно было отыскать раствор для отбеливания рук, смягчающие лекарственные травы для клистиров, мази для роста волос, приворотные порошки, фальшивую мандрагору из переступня или брионии, духи, пиявки, гороскопы - наконец, панацею, излечивавшую язвительный и желчный нрав, а также средства от припухания брыжейки и селезенки, от приливов, вывихов, глухоты и водянки. Это место кишело сводниками, лжемонахами, псевдоалхимиками, наемными душегубами, многажды заштопанными девственницами и целыми оравами карманников. Когда светило солнце, на Новый мост ложились резкие тени, каких не увидишь нигде на свете, и в этой грубой литографии сквозило что-то зловещее. Но едва небо покрывалось тучами, на толпы людей и зловонные палатки опускалась жирная свинцовая мгла. Фарс на Новом мосту вечно таил в себе угрозу. Этот фарс разыгрывали персонажи комедии дель арте: Кокодрилло, Франкатриппа, Кукуронга, Марамао, Фрителлино, Эскангарато, Смараол о Корнуто... Все они, с огромными фаллосами и вихлявшими бедрами, носатые, Расхлябанные и раскоряченные, размахивали пестами и клизмами, скакали под звуки лютни, звенели над загаженным отрепьем бубенцами, ехидно посмеивались из-под масок, очков, шляп с качавшимися тресковой костью перьями, плясали морисками, пили-кали на мандоле, чесали задницы и лезли под юбку Фрачискине, которая стучала в бубен, задирая потрепанный подол, и фальшиво распевала:

Zentivello, zentivello,

Tu sei buono, tu sei bello;

Bella pelle tu mifai

E gran dolore percio mi dai... [100] Центивелло, центивелло, Ты хорошая и красивая, Даришь мне красивую кожу, Но из-за этого - и большую печаль (ит.). Песенка из легенды о Св. Лукано, который был отшельником и умер в 440 г. Однажды он встретил женщину по имени Арацца, которая предпочитала молиться» а не работать, за что ее ругали муж и свекровь. Она отдавала еду нищим, а сама питалась только травкой, которая на местном диалекте называлась «центивелло», - Прим. Т. Баскаковой.

Едва Мари-Мадлен приподняла мешавшую обзору маску, как ее плотно обступила толпа цыганок. Она потеряла Масетту где-то в толпе.

— Отстаньте от меня, или я позову охрану!

Ангельский голосок заглушили шум и гвалт.

— Ну-ну-ну, прекрасная дама... Не гневайтесь... Мы просто погадаем - расскажем, что было, что есть, что будет... Наша принцесса, мы предскажем по руке вашу судьбу...

Среди них было три-четыре молодых (одна очень красивая) и старуха, по-восточному закутанная в полосатый ковер, вышитый зверями, чашами и стянутый на плече застежкой. Лицо удивленное и порочное, какие бывают у мартышек, но расчесанные на прямой пробор, завитые и напомаженные волосы, выглядывавшие из-под чистейшего чепца, еще не поседели. Не успела Мари-Мадлен опомниться, как старуха сунула ей в руку необходимый для гадания большой медяк с крестом. У своей левой щеки девушка услышала дыхание самой красивой цыганки - довольно высокой потаскухи с лицом цвета слоновой кости, обрамленным туго стянутой белой шелковой косынкой, скрывавшей волосы, оставляя открытым широкий лоб, под которым бегали и вращались, не оставляя ничего без внимания, горевшие лицемерным взором глаза. Две другие девицы сельского вида (одна с косичками) тоже подошли к Мари-Мадлен вплотную, и она почувствовала запах лука. Уставившись на морщинистое лицо гадалки, девушка непроизвольно прислушалась к ее бормотаньям.