Александр Грязев - Рассказы и завязи

Длинно потянулся в ожидании и следующий день. Наталью знали уже все работники вокзала, которые давно советовали ей идти обратно домой: никому неизвестно когда проследует эшелон, да и будет ли он на самом деле. Но Наталья ждала. О доме и о хозяйстве она не беспокоилась: Катерина управится. Им не впервой помогать друг дружке. Поэтому советы Наталья выслушивала, но продолжала выходить к каждому поезду, и всякий раз это был не ее поезд. Иные же проходили, не задерживаясь, мимо. И только далеко за поддень, когда утомившаяся Наталья ненадолго прикорнула в уголке дивана, ее тронула за плечо дежурная по вокзалу.

— Идет… — только и сказала она тетке Наталье, сочувственно поглядев на нее.

Наталья тихонько ойкнула, лицо ее оживилось и она торопливо поправила на голове платок. Также торопливо она схватила сумку и побежала на перрон. Здесь пришлось ждать недолго.

Скоро со стороны переезда, откуда пришла на станцию Наталья и куда уходили, будто по широкому лесному коридору рельсы, показался поезд. Он остановился все ближе и ближе, на глазах увеличиваясь и оглашая окрестность веселым шумом. Перед самой станцией поезд низко, протяжно гуднул и вот уже, обдав Наталью и всех, кто стоял на перроне, порывом ветра, почти не сбавляя скорости, понесся вдоль станции. Наталья растерянно смотрела на мелькавшие перед ней вагоны, платформы и ее неожиданно обожгла мысль, что поезд и не думает останавливаться.

— Мама-а-а!.. — скорее почувствовала, чем услышала она вдруг сквозь грохот и лязг поезда голос сына и, повернув голову в сторону последних вагонов, увидела в дверях теплушки своего Сережку, совсем рядом, в двух метрах от себя.

Он стоял среди таких же, одинаково одетых ребят, но Наталья сразу узнала сына по лицу.

— Сынок! — закричала Наталья и вдруг побежала по перрону за поездом, не отрывая взгляда от сына.

— А тот, улыбаясь, что-то кричал матери и махал ей зажатой в руке пилоткой.

— Батюшки, да что это… Батюшки, да что это… Господи… — причитала Наталья, маленькими шажками в больших резиновиках семеня по перрону и, видно, все еще не веря в происходящее.

Добежав до края платформы, она бессильно опустилась на землю и заплакала…

Вчерашний милиционер подошел к тетке Наталье, взял ее сумку, заботливо помог ей подняться и, как мог, стал успокаивать ее.

— Господи, — твердила Наталья, — да как же это… Ведь все поезда раньше тут останавливались. Что же теперь-то?

— Эх, мать, — объяснял ей милиционер, ведя Наталью под руку по перрону. — Раньше здесь паровозы ходили да тепловозы, а теперь поезда идут на электротяге. Не каждый здесь теперь и стоит. Поняла?

Наталья согласно кивнула головой и остановилась против дверей вокзала, но в здание не пошла.

— А все-таки я не зря сходила-то. Не зря ждала, — неожиданно и как-то довольно вдруг заговорила тетка Наталья. — Я ведь Сережку сейчас видела. Я ведь сына встретила… Нет, не зря…

Она облегченно вздохнула, улыбнулась, поблагодарила милиционера, дежурную по вокзалу, оказавшуюся тут же и пошла по шпалам в сторону переезда. В такт ее шагам покачивалась за спиной тетки Натальи старенькая, потертая дерматиновая сумка, из которой одиноко торчало горлышко бутылки, заткнутое пробкой из газеты.

Вернувшись из командировки в дальний район области, журналист Александр Иваныч Сушилов утром по привычке пришел в редакцию отчитаться за поездку, хотя его никто и не торопил.

Старый газетный волк, Александр Иваныч года полтора назад ушел на пенсию, но продержался на ней неделю. Его службу длиною в сорок лет государство оценило в двести восемьдесят семь рублей в месяц. Правда, была в семейном бюджете еще и меньшая пенсия жены, бывшего библиотекаря, но ее хватало только на оплату квартиры с телефоном, и Сушилов, чтобы не сесть на хлеб и воду, решил еще поработать.

Но идти опять в штат редакции ему не хотелось. В газету пришли новые люди — господа, и в основном молодые «с улицы», мало что слышавшие о журналистском образовании, ну, а о журналистской этике и понятия многие не имели.

Редактор газеты Володя Паншев, давний знакомец Александра Иваныча, взял его работать по договору, и это устраивало обоих. Редактора, что в газете будет трудиться честный и надежный журналист, а Сушилова то, что он становился вольной птицей и сам решал, о чем писать и куда лететь.