Елена Костюкович - Цвингер

Но в такие периоды замечательно работают обоняние и слух. Что там звякает? Разбирают кабины и на этом пляже? Что они со мной думают сотворить? Что сотворят с Мирей, если, конечно, она еще живая? Я, естественно, на Наталию зол как черт.

И все ж гадаю: докумекает ли она меня бежать выпутывать? И додумается ли Джанни? Или, что было бы лучше всего, потрудятся ли они уведомить полицию?

Кстати об «уведомить». Хвать-похвать. Нет, конечно, телефон у меня отобрали из кармана. А вот зачем забрали носовые платки? Во что сморкаться мне? Насморк, с другой стороны, от перепуга вроде бы подсыхает.

Перепуг не маленький, м-да. Что меня ждет? Просто убьют? Или перед смертью станут мучить? Выбора, впрочем, нет. Даже не повесишься. Люди вешаются на шнурках. А у меня только один, от левого ботинка.

Хорошо, если Нати и Джанни догадаются бензозаправщика спросить.

Ох, музыка, гоп-ца-ца хамское, не даст расслышать мой голос. Проори я хоть всю жизнь.

Да и кто будет слушать? Кому вообще я нужен?

Общупаем помещение. Хотя глаза уже привыкли к темноте. Так что не обязательно щупать. Стены можно и рассмотреть. В принципе кабинка пуста. В ней есть крючки на стене, шкафчик какой-то порожний. Защелка двери — проворачивается вхолостую, замкнута снаружи на ключ. Под стеной что-то прямоугольное. Ух ты, какое везение, вот тебе!

Это чемодан. Полный одежды чемодан. Вот я из него вытащу что-нибудь мягкое. Наконец тихо, темно и нет никаких срочных дел. Подстелю и высплюсь перед геройской смертью…

Что в чемодане в том? Зловонные отрепья, как те, что были на нищем? Ну, не до разборчивости. Обмотаюсь, потому что невесть сколько придется зимовать тут.

Виктор, ты оптимист! Не исключай, что они решат вопрос самым скорым образом!

И все-таки, если будут держать взаперти, замерзну без движения и солнца.

На календаре, заметим, октябрь. Вчера была гроза, песок сырой, на стенах испарина.

О, погреться будет чем. Первым делом из саквояжа вылезла дутая куртка «Монклер». Такая, как они купили Бэру позавчера во Франкфурте. Свитеры, рубашки… Э, на сорочке инициалы.

Виктор подсунул вышитые буквы к дырочке от сучка, через которую внутрь темной конуры попадал пробивной луч. Инициал читался так: D. R. B.

Виктор потер глаза. Почистил бы очки, да не было очков. Щипнул себя за ухо. Чувствительность есть, будто в реальной жизни. Если бы не ирреальность происходящего, сомнений в том, что это вправду, быть бы не могло. Надо решить: или Виктор спит, или он галлюцинирует.

Если отставить обе гипотезы, по логике… Кому никак не может принадлежать чемодан? Он не может принадлежать Бэру, который с этим чемоданом сейчас в Москве. А кому одному он только и может принадлежать, и принадлежит, судя по содержанию, и только ему одному на всем большом белом свете? На белом свете он может принадлежать только Дэвиду Ренато Бэру, с этими вещами внутри и с D. R. B.

В чемодане, во внешнем кармане, кипа бумаг. Поднести к свету. Что? А вот что, новый подарочек, милый Вика. Первая бумага начинается: «В Комитет госбезопасности…» Машинопись, как и прочие. Под машинописью — шелковый галстук. Виктор подносит и его к лучу. Да, светло-серый с багровой мережкой, Бэров типичный. Но что это? Бурое что? На ощупь — шершавое. Заскорузлая кровь. Дрожа, Виктор отбрасывает, как гада, перемазанный кровью галстук.

Значит, Бэру отрезали голову? Недаром, значит, народ во Франкфурте ходил у Роберта спрашивать, на месте ли Бэрова голова и, кстати, тоже и Викина?

Ясно. Ясно, что Бэру тоже дали в аэропорту, точно как Вике, рукопись. Когда он подходил в Шереметьеве к двери «Зеленый коридор — нечего декларировать», Бэра догнал кто-то и ткнул ему в чемодан пачку страниц. А потом Бэр летел. Летел в Италию. Навстречу своей гибели. В самолете «Аэрофлота». Гладкопричесанная стюардесса подходила к каждому ряду с выражением психмедсестры, каждую фразу решительно рубила на ломти: «Так? Тут, пожалуйста?» Рядом сидел человек, перелистывал новомодный роман — с очень просторными страницами, с очень короткими строчками.

А потом Бэру отрезали голову.

Эта веселая компания сначала подсовывает рукописи, а потом отрезает головы.

Теперь, Виктор, ты хоть знаешь точно, что именно тебе скоро отрежут! Ясность лучше незнания.

А пока что почитаем перед смертью, любопытно все-таки, что Бэру всучили.

В Комитет госбезопасности поступили материалы о провокационных действиях бывшего члена Союза писателей СССР Плетнёва Владимира Николаевича, 1906 года рождения. В сентябре 1966 года Плетнёв выступил на недозволенной сходке в окрестностях развлекательного парка, расположенного в Сырецком лесу (г. Киев) с клеветническими нападками на национальную политику партии в области архитектуры. Призывал к представлению полной свободы публиковать порочные и политически вредные измышления. Партийная организация КОСП за антипартийное поведение на собрании исключила его из членов КПСС.