Елена Костюкович - Цвингер

— Диалектолог, вот кто нужен. Нам нужен эксперт. Определить по акценту местность. Этот голос, он с выраженным местным акцентом, ты слышишь. Ну вот.

Наталия (техническое поколение!) отставляет сумку, хватает автоответчик и умело выдергивает кассету. Старый друг, старый надежный аппарат, с вынимаемой бобинкой. Как нельзя кстати.

Виктор вспоминает разговоры в самолете об экспертизах слюней Розы и о Черчиллевом попугае. Тогда он, Виктор, хихикал.

— Знать не знаю, к кому идти. Мне такое еще не попадалось. Только газетные статьи…

— Ну, к каким-нибудь лингвистам. Может, знаешь кого-нибудь? Ты же преподавал на филфаке. Думай. А я позвоню в нашу хронику в отдел. Или нет. Ребята, черт дери, тут же с вопросами привяжутся. Я ведь из редакций из обеих взяла отгул. Они решат, у меня горячий материал. Сенсация! И не отлипнут. Нет, не могу звонить.

— Лингвистическая экспертиза… А! Я думаю, может помочь одна моя знакомая, Стелла. Она работает в этнографическом музее. У них там, точно, диалектология есть.

Вот как удачно припомнилась ему фигуристая мрачноватая этнографиня. И так как рабочий день пока еще не кончился (хотя и пятница), им повезло Стеллу на месте застать. Не удивившись, согласилась повидаться с Виктором как можно скорее.

— Этнографический музей Монцы и Брианцы в Монце.

— Как, ты работаешь в Монце?

— А ты за все это время не удосужился узнать где? Не пугайся. Это двадцать пять минут от центра Милана. Виа Монте-Граппа. Тут сейчас у нас как раз двое коллег из Беллинцоны, из экспериментального диалектного центра. Это именно то, что тебе надо. Ждем. Доедешь за час-полтора?

— Доеду, — ответил Виктор. И мрачно присовокупил про себя: с сюрпризом в виде длинноногой козочки. То-то славно ты меня к черту пошлешь. Ну, попробуем все равно.

— Нашелся! Виктор, вот он, рисунок Николая.

Из последнего кармана сумки извлекается мятая салфетка, на ней мятая рожа с низенькой челкой на еще более низком лбу.

— Вот давай его в пластиковый конверт положим, может, робот пригодится.

Виктор повертел пластик в руках и опустил в горчичный фнаковский Наталиин пакет.

Перед выходом они опять окинули взором квартиру.

Одеяло клетчатое полушерстяное, бывшее в квартире, брошенное, скомканное, то самое, агрессивное, чужое, все еще висит на ограждении галереи. Уехали, что ли, соседи и не забирают свое имущество? Это то одеяло, которое, просто так и видишь наяву, было схвачено и накинуто, чтобы поймать Мирей. Кошмар. Жеваная бумага — кляп. Многочисленные обрывки скотча.

— Если пластиковый мешок чистый есть, давай, Виктор, прихватим с собой это одеяло. Шутка шуткой, оно орудие преступления.

— Ну вот твой же «Фнак» полупустой, давай в него. Влезло! Просто сцена из фильма про похищение. Слава богу, никого из репортеров нет… Хотя, ой!

— Виктор! Прекрати на меня смотреть. Как ты можешь думать. Я же дала тебе слово. Я с тобой не репортер. У тебя выпить не найдется? Нальешь? Погоди, Виктор. Нет, а вот этого, пожалуйста, не надо сейчас.

— Тебе всегда не надо, тебе всегда неудобно.

— Ну, не в такой момент, когда твоя девушка в руках этих скотов.

— Она вовсе не моя девушка, но ты права. Кстати, я голодный, как сорок тысяч братьев.

— Пойдем тогда пиццу купим у тебя тут в пекарне внизу?

— Где — в пекарне?

— Ну, где тетенька крашеная толстогрудая. Мы с ней, я зашла во вторник, поболтали. Она спрашивала о тебе.

— Что же она обо мне спрашивала? Хотя, впрочем, не надо. Обойдусь я, Наталия, и без пиццы толстогрудой. Поехали уж.

Наталии, похоже, не помогла эта выпивка. Может, и наоборот — вывела наружу всю ужасность ужаса.

— Слава богу, Марко дома и в порядке.

— Да, да, да! — вдруг не своим голосом взвизгивает она. — Вот так верила Любе, а на самом деле она — марионетка в руках! В чьих? Бандита Николая. Метателя топоров. Знаешь, зачем они хотели похитить Марко? Они обещали мне объяснить всю механику: и где устраивают сборища, и как делают мишени, и сколько и каких воздушных шаров накалывают на мишень. Чтоб я писала материал. Обещали сводить. Потом вдруг — никаких соревнований. Догадываюсь, зачем они их на завтра перенесли. Они ищут себе мишень. В Марко в моего топоры метать собирали-и-ись!

Так… а это уже истерический приступ. Не хохот, другое. Зубы стучат о стакан. Не буду же я ей давать пощечины.

И тут-то наконец оказывается, что Наталию вполне можно осыпать поцелуями, что на вкус она соленая и плотная, со сладковатым запахом, невероятно привлекательная, хотя и перемазанная соплями.