Эушен Шульгин - Моление о Мирелле

Внизу, в воде, — ворох одежды, рука, пятерня и всплывающее лицо Туллио. Белый крик! И отвратительно замедленное полудвижение его ноги, которая соскальзывает и соскальзывает, и тело, медузой расплывающееся в глубине, — все дальше и глубже, крошащийся лед, беготня, плеск воды, и все обволакивает крик. А рядом оцепеневшие ротозеи. Господи, ну не в этот раз!

Попробовал схватить его рукой, но он был уже слишком далеко. Не суетись, одну ногу, другую. Я держался за бортик, тянула намокшая куртка, поймал его за хвост, подтащил ближе. Другие руки подхватили его. Всё, отдыхают в грязи.

У него нет сил даже кричать. Он только икает, всхлипывает, ловит ртом воздух и дрожит. По лицу течет, а он все время разевает рот. Весь в чем-то зеленом, вонючем, как осклизлый обмылок.

А Рикардо кружит себе и кружит. И кричит грубо, как ворона. Смеется.

Меня тоже затрясло от холода и ярости. Но прежде чем я успел все ему высказать, Рикардо раз — вильнул вперед, ловко привел Туллио в вертикальное положение и скрылся за углом.

— На минуту выпустишь тебя из виду — и ты уже весь мокрый, — сердилась мама.

— Это не я, — протестовал я, стуча зубами, — это Туллио свалился в воду, а я его вытаскивал.

— А кроме тебя, конечно, никого не нашлось — ты же так легко простужаешься, — неужели нельзя было подождать, пока он сам вылезет?

Я на нее посмотрел.

— Умоляю, без этого взгляда. Это просто смешно!

Она что, никогда не видела Туллио? И не знает, какой он маленький, беспомощный и неисправимо неуклюжий? Или мама ничего не понимает? Ответ напрашивался сам собой.

— А если ты заболеешь и будешь неделями валяться в кровати? Тогда что?

Что тогда? И что я должен отвечать?

Отец влил в меня здоровый стакан коньяка на случай, если я «наглотался всякой пакости». Горло жгло огнем, даже когда я продышался. Теперь, уткнувшись в учебник географии, я пестовал планы мести. Они у меня попляшут, и мама, и отец, а главное — Рикардо, он еще посмеется! Я уж им так заделаю, что они надолго запомнят.

Дивные картины полной победы и уничижения противника радовали глаз. И что за торжество без изощренного унижения недруга!

«ВЕРХОВЬЕ АМАЗОНКИ» — называлась заданная глава. Низкорослые, чернявые, голые индейцы с длинными трубками и охапками отравленных стрел. Невидимые в своих укрытиях где-то в кронах деревьев, нависающих над рыжей водой, в которой мокнет негнущийся крокодил с вылезшими на затылок глазами, коротает долгий век. А где-то в глубине заходятся от нетерпения пираньи.

Вопят обезьяны, попугаи, пумы, остро пахнет перепревшими кореньями, воняет падалью… Там, думал я, там!.. Преисподнюю я знал неплохо. Я видел ее много раз в церкви. Преисподняя — это вечная безнадежность.

Наступил вечер. Я сидел, согнувшись над дневником. Но тут пробил час закладывания спать. Я успел только начертать число, слово «сегодня…». Негусто.

В мыслях вчера и завтра спутались. Мозг Зингони и глаза Миреллы, крик Туллио и смех Рикардо.

Завтра я увижу тетю, но сейчас я ждал ночи, как только все уснут, я прошмыгну в ту комнатку наверху.

План был прост и опасен. Вообще-то разумнее дождаться возвращения из Пизы. Если меня накроют, то опять посадят под арест — в лучшем случае, и не видать мне Пизы как своих ушей. Но с другой стороны, вдруг я смогу рассказать Мирелле еще что-нибудь! Там, за дверью, темные коридоры, лестница — пустота, холод. И томится в отсутствие меня маленькая комната с шутейными окошками, шпионящими за мной. Внутри меня все растеклось. Я будто треснул посередке!

Мама стоит рядом и смотрит на меня. Это я заметил. Она погладила меня по лбу и по волосам.

— Фредрик, ты себя хорошо чувствуешь? Что-то ты очень бледный.

И отец басит из горы подложенных под спину подушек, опустив свои записи на одеяло:

— Лучше уж, золото мое, сразу померить ему температуру, Бог весть, чего он наглотался в этом чертовом бассейне!

— Это Туллио упал с головой, а я нет, — жалобно канючу я, но и правда чувствую себя неладно. Если бы они только знали!..

— Иди-ка сюда, — решительно командует мама. И укладывает меня на бок, оголив попу.

Я закрыл глаза. Все вокруг плыло. Неужели я правда заболеваю? Или это козни Джуглио? Тогда можно не залезать в Мозг сегодня, подумал я, и перед глазами сразу же встало лицо Миреллы. Хуже всего был ее взгляд.

Но что придумаешь? Я чувствовал, что сон уже устроился где-то внутри и вот-вот укачает меня. Только не закрывать глаза. Главное — не закрывать их.