Пирс Рид - Женатый мужчина

— Наш образ жизни социалистическим не назовешь, я к этому, — сказала Клэр.

— Дело не в образе жизни, а в убеждениях.

— Нельзя отделять теорию от практики.

— Но и отождествлять их тоже не следует.

— А в жизни иначе не бывает.

Вернувшись домой, оба слегка под хмельком, они занялись любовью, после чего Джон долго лежал с открытыми глазами, полный страха, что ему опять явится Иван Ильич. Но вместо того чтобы считать до ста, он стал вспоминать, когда в последний раз их влекло друг к другу трезвыми, однако, так и не сумев вспомнить, уснул.

Утром Джон позвонил Гордону Пратту, журналисту из «Нью стейтсмен». Они договорились пообедать в ресторане Берторелли на Шарлотт-стрит.

Гордон Пратт остался единственным из оксфордских одноклубников Джона, с кем он продолжал дружить. Перебравшись в Лондон, они вместе снимали квартиру, но если шотландец Гордон все больше увлекался политикой и журналистикой левого толка, Джона тянуло к приятелям из богатых семей и их начинавшим выезжать в свет сестрам. Тем не менее между двумя друзьями сохранялась духовная близость и привязанность, и даже после того, как оба женились — Джон на провинциальной католичке из хорошей семьи, а Гордон на сильно пьющей ольстерской феминистке, — они время от времени продолжали встречаться.

Спроси их кто-нибудь, почему они так редко видятся, каждый тут же ответил бы, что их жены не выносят друг друга, и это было правдой, но, останься они холостяками, их едва ли тянуло бы встречаться чаще, ибо, несмотря на схожесть политических убеждений, вкусов, во всем остальном у них не было ничего общего. Они убедились в этом, живя в одной квартире. Джона, например, поначалу удивило, а затем шокировало, когда Гордон как-то вечером в присутствии Клэр снял туфли в гостиной; и такое же удивление и смущение заметил он сам, когда вскоре после переезда на квартиру перелил херес в графин и поставил его с рюмками на поднос.

Будучи единомышленниками, они, подобно Герцену и Огареву на Воробьевых горах, могли бы поклясться, что посвятят свою жизнь борьбе за свободу, и пренебречь ради этого графином с хересом и запахом несвежих носков. Но свободы им вполне хватало. А поскольку ничто на юных борцов за идеалы не давило, то ничто их особенно и не сближало, отчего вскоре их жизненные колеи разминулись, тем более что шли они из двух разных детств к двум разным milieux [15] Среда, круг людей (франц.). и роли прежним друзьям были уготованы разные, вот почему всякий, кто увидел бы их сейчас, не мог не задаться вопросом, что общего у холеного адвоката в отличном, от лучшего портного костюме с плохо выбритым, неопрятным журналистом в джинсах и кожаной куртке. Тем не менее беседа за их столиком текла не хуже, чем за любым другим, хотя они не вспоминали о былых университетских днях. После двух-трех вежливых вопросов о доме и семье они заговорили о политике, газетных новостях, судебных делах, то есть о темах, интересовавших обоих. Незаметно разговор подошел к тому, ради чего Джон, собственно, пригласил своего друга пообедать.

— Как по-твоему, не поздно в моем возрасте заняться политикой?

— Никогда не поздно, — ответил Гордон, размышляя, что за этим кроется.

— Мне ведь уже сорок.

— Как и мне.

— И к следующим выборам у меня вряд ли будет надежная поддержка, так что раньше чем через десять лет в парламент мне не попасть.

Гордон улыбнулся:

— Так, значит, когда ты говорил о возрасте, ты всерьез имел в виду себя?

— Да. — Джон почувствовал, что краснеет. — Смешно?

— Ничего смешного, просто несколько неожиданно.

— Почему?

— Последние лет десять ты не особенно интересовался политикой, тем более лейбористами. Ведь речь идет о лейбористах, не так ли?

— Конечно.

— Странно, что ты вдруг загорелся.

— Чего ж тут странного?

— Палата общин, пожалуй, не место для серьезного человека. Сто потов сойдет, пока выберут, а потом лет десять-двадцать будешь голосовать за законопроекты, которые сам считаешь никчемными. Когда же ты в конце концов дорвешься до власти, то, как подметил Дизраэли, и власти, и времени окажется слишком мало…

Джон с минуту молчал, глядя на эскалоп a la Milanèse [16] По-милански (франц.). .

— Ну а если я объясню тебе свое отношение ко всему этому, — сказал он, — ты скажешь, что ты по этому поводу думаешь? Только честно!

— Конечно.

Джон быстро разрезал оставшийся кусок эскалопа и, не переставая жевать, заговорил: