Кэтрин Эллиотт - Женатый мужчина

— Она тебя с потрохами съест, — ядовито заметила Джесс. Стерев пятнышко сажи с кувшина из споудского фарфора, она поставила его на прилавок.

— Кто? — Я прекратила разглядывать разнообразные безделушки и антикварные вещицы и обиженно посмотрела на нее.

— Твоя свекровь, кто же еще. Сама лезешь в логово львицы. Ты же не сказала ей, что поедешь смотреть дом?

— Конечно, сказала, — горячо ответила я. — Господи, Джесс, да если бы тебе предложили отремонтированный амбар в живописной идиллической деревушке и доплату в размере годичного обучения в школе для двоих детей, ты бы точно не упустила такую возможность! Спорим, ты ухватилась бы за нее двумя руками. К тому же она моя бывшая свекровь, а это большая разница.

— Чушь, — фыркнула Джесс, раскладывая пригоршню серебряных ложек на нашей выцветшей бархатной скатерти. — Она так не считает. Для нее ты всегда будешь матерью ее внуков, и в этом-то и загвоздка, моя дорогая Люси. И именно поэтому тебе предложили такую заманчивую сделку: наследный замок Незерби с разваливающимися башенками и никому не нужными акрами земли. Твое благосостояние здесь совершенно ни при чем, не говоря уж о твоем бесспорном обаянии. — Она просияла и проплыла мимо меня: на горизонте показался покупатель.

— Да, мадам, это вустерский фарфор. Вы абсолютно правы, горлышко слегка повреждено, но в целом чайник в прекрасном состоянии для такого редкого предмета, вы не находите?

Джесс сияюще улыбнулась «мадам», закутанной в этнические шерстяные покрывала: для июня день выдался поразительно холодный. Покупательница, по всем приметам опытный знаток и страстный поклонник блошиного рынка на Портобелло-роуд, подозрительно осматривала наш товар сквозь стекла очков. Окинув искушенным взором ассортимент нашей лавки, она фыркнула и поставила чайник на место. Суда по всему, Джесс ее не убедила.

— Нет, — отрезала она. — На самом деле чайник в отвратительном состоянии. И вообще, эти ярлыки, которые вы наклеиваете на товар, совершенно не соответствуют действительности. Кто вы такие, чтобы утверждать, будто это «весьма изящный образец раннего майсенского фарфора»? Это я должна решать, изящный он или нет, и мне непонятно, почему тот кусок старого кружева вы назвали «абсурдно милым», и почему та ржавая старая масляная лампа — «неотъемлемо важный образец использования лепнины во французском антиквариате восемнадцатого века».

— Это чтобы помочь нашим менее проницательным покупателям, — льстиво промурлыкала Джесс. — Чтобы подтолкнуть их в правильном направлении, как говорят антиквары, помочь им выбрать нужную эпоху и даже страну, чтобы им не приходилось задавать вопросы и чувствовать себя невеждами. Я вижу, что вам не нужны подсказки, — она выразительно закатила глаза, — но только посмотрите, какие замечательные вещицы у нас здесь.

Я улыбнулась, потягивая горячий шоколад из пластикового стаканчика, обхватывая его замерзшими пальцами и раздумывая о том, что ярлыки Джесс с каждой неделей становятся все более наглыми. В антикварной лавке мы работали временно, заменяя мою маму, Мэйзи, которая торговала на Портобелло-роуд с начала времен, еще когда я была маленькой. Но в последние пару недель из-за хронического артрита она чуть было не продала все предприятие: тогда-то я и предложила взяться за дело и подменить ее, пока ей не станет лучше, и притащила с собой лучшую подругу. Джесс была только рада сменить обстановку — раньше в выходные она занималась тем, что меняла подгузники маленькому сыну. Ну а я… Антиквариат был моей страстью, и я была счастлива. Счастлива просто дышать воздухом знаменитой Портобелло-роуд и таращиться на прилавки, расставленные на улице: серебро рядом с настенными и наручными часами, утварь со старых ферм рядом с пожелтевшими книгами, накрахмаленные платьица для крестин викторианской эпохи, развевающиеся на ветру бок о бок с реликвиями, принадлежавшими знаменитостям, и, безусловно, эклектичная коллекция моей матери, в которой было все что угодно: от пепельниц из французских кафе до эксклюзивного фарфора и выцветших открыток в технике сепии. Я даже добавила пару собственных предметов, назначив нелепо высокую цену, и следила за ними, как ястреб, втайне рассчитывая, что их никто не купит, хотя мне позарез нужны были деньги.

Волновалась я зря. Мы сидели здесь уже третью субботу подряд, окруженные, как нам казалось, самой замечательной и интересной домашней утварью чужих людей, но продать нам удалось немного.