Пирс Рид - Женатый мужчина

— Как хочешь, — сказал Джон. Она повернулась к нему лицом:

— Твое дело, конечно. Речь идет ведь о твоем кабинете. Хочешь белые стены — пусть будут белые.

— Мне, право, все равно.

Она вытерла о фартук руки, подошла, села рядом.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего.

— Ты чем-то подавлен. Плохо спал?

— Нет. Все в порядке.

— Ты слишком много работаешь, — сказала она. — Перегружаешь себя адвокатурой. Следовало бы поберечь силы для парламента.

— Деньги приходится зарабатывать.

— Ну, это ненадолго.

— И потом, моя деятельность в палате общин представляется мне по большей части пустой тратой времени.

— Потерпи. Скоро тебя посадят в какой-нибудь комитет или получишь пост в правительственном аппарате. Папа виделся на днях с Гарольдом Левером, и, как я поняла из разговора, там помнят о тебе. — Джон насупился, уткнулся в газету. — И все-таки что-то не так, да? — спросила Паула.

— Нет. Она встала:

— Не хочешь — не говори, просто я тебя достаточно знаю, чтобы сразу понять, когда что-то не так.

За обедом Паула принялась описывать приготовления к свадьбе. Анна будет одной из четырех подружек невесты; шлейф понесут Том и кузен Паулы по имени Хеймиш Джеррард. Девочки будут в длинных платьях из зеленого муслина с высоким лифом, с венками из цветов в волосах; мальчиков оденут в гусарскую форму, с настоящими киверами и высокими лакированными сапогами до колен.

— Потом это пригодится для костюмированных балов, — заключила она, обращаясь к Тому.

— А шпага у меня будет? — поинтересовался Том.

— Зачем? — сказала Паула. — Еще зацепишься и упадешь в проходе.

— Не зацеплюсь, — сказал Том.

— Ну, посмотрим. — Она повернулась к Джону. — А ты что наденешь? — спросила она.

— У меня есть визитка.

— Какая?

— Обыкновенная.

— Черный сюртук и полосатые брюки?

— Да.

— Мне хотелось бы, чтобы ты заказал все новое.

— И это не старое. Я надевал всего раз шесть. Она поджала губы:

— Возможно, но если ты выкроишь час-другой на неделе, мы съездим к папиному портному, он снимет мерку, и будет все новое — одноцветное, темно-серое.

Джон насупился:

— Мы не переборщим с этой свадьбой?

— Что ты имеешь в виду?

— Много будет приглашенных?

— Это зависит от тебя. По маминому списку набирается чуть больше двухсот, но вряд ли все приедут.

— А тебе не кажется… ну, бестактным, что ли, затевать пышную свадьбу, когда еще не забыто… — Он посмотрел на детей и осекся.

— Я вовсе не хотела пышной свадьбы, — сказала Паула. — Меня вполне устроила бы просто регистрация, но ведь я единственная дочь, и с нашей стороны было бы эгоистично отказать папе с мамой в том, чего они ждали столько лет.

— Пожалуй.

— Мы ведь выждали полгода, вполне пристойный срок.

— Да.

— Тем более всем известно, что мы давным-давно знакомы.

Хотя Джон и уклонился от объяснений насчет своего настроения, он чувствовал себя угнетенным, был замкнут и раздражен. Он смотрел на Паулу, сидевшую напротив, — она была такая же хорошенькая, как и всегда, да и в самом ее стремлении повелевать тоже не было ничего нового, а доводы ее при этом оставались неизменно разумны… Глядя на нее, он чувствовал ту же нежность и желание заботиться о ней, что и прежде… но к этим чувствам примешивалось что-то другое, неуловимое — так мешает слушать музыку чья-то чужая речь, врывающаяся в радиоприемник с соседнего диапазона.

После обеда они поехали еще раз посмотреть дом на Лорд-Норт-стрит, но Джон не мог заставить себя даже сделать вид, что его интересует, какие ковры и портьеры нужны для какой комнаты. Паула досадливо бросила:

— Ты ведешь себя так, точно не хочешь здесь жить, хотя я искала этот чертов дом единственно ради тебя.

— Почему же не хочу, — не очень убедительно возразил Джон, — просто тебе не следует забывать, что я сыт по горло коврами и занавесками.

Паула помрачнела, но ничего не сказала. И почти тут же Джон собрался ехать: друзья пригласили детей на чай; они с Паулой поцеловались на прощание.

Дома, оставшись один, Джон приготовил себе чай и принялся просматривать «Хансард» [53] Официальный стенографический отчет о заседаниях обеих палат парламента; в период работы парламента выпускается ежедневно. , но тут почувствовал неудержимый приступ раздражения и меланхолии. С возрастающей тревогой он узнавал симптомы болезни Ивана Ильича, которая представлялась ему абсолютно несообразной — ведь он же исцелился: политический деятель, лейборист, помогающий бедным, активно вникающий в нужды общества. Стал бы он иначе читать отчет о дебатах касательно каких-то химикалиев? И тут он вспомнил о письмах. Вот что вывело его из душевного равновесия. Он подошел к столику Клэр, выдвинул ящик, взял письма, словно в руках у него они лишались зловредного влияния. Он снова их прочел — одни абзацы опуская, другие же читая и перечитывая, пытаясь понять, логично и трезво, что же в них так все в нем перевернуло.