Владимир Сотников - Вангелия

– О господи… – с ужасом выговорила Любка. – Ногу сломал?!

Васил сел на нижнюю ступеньку, ощупал лодыжку.

– Да вроде нет… – морщась, сказал он. – Подвернул только. Да, точно не сломал. Поехали, Любка!

Чуть заметно прихрамывая, он пошел к плетню. Помог Любке забраться на коня перед собою, сам вскочил в седло…

Ванга вышла из дому, когда конский топот уже раздавался с улицы. Вскоре конь, несущий двух всадников, показался на равнине перед горами.

Ванга остановилась рядом с Митко. Тот обернулся к жене, увидел слезы на ее щеках и, обняв, сказал успокаивающе:

– Ну чего ты плачешь? Васил молодец. И Любка наша молодец. Что ж сидеть, смотреть, как другие немцев погонят? Я и сам бы пошел, если б не малярия проклятая. Скоро война кончится, Ванга, не плачь. Вернутся они скоро!

– Васил не вернется, – чуть слышно сказала Ванга. – Погибнет в двадцать три года.

И слезы, которые она все-таки пыталась сдержать, хлынули из ее слепых глаз потоком.

Ясный осенний свет лился сверху, из-под купола. В церкви было почти тихо, только всхлипывали изредка дети. Но вообще-то и они были охвачены таким страхом, который не позволял нарушать зловещую тишину.

– Какой сегодня день? – спросил Васил у пожилого сельчанина, сидящего рядом с ним на полу.

– Хуже не бывает, – невесело усмехнулся тот. – Черный день сегодня.

– Нет, число, число какое? – переспросил Васил.

– Восьмое октября.

– Надо же! – хмыкнул Васил.

– Что?

– День рождения у меня сегодня. А я и забыл.

– Сколько ж тебе стукнуло?

– Двадцать три.

– Вся жизнь впереди…

Оба замолчали. О том, есть ли у них впереди хотя бы один день жизни, говорить никому не хотелось. С той минуты, когда после ночного взрыва немцы согнали в церковь жителей села, никто не ответил бы на этот вопрос.

– Как ты думаешь, что они собираются делать? – кивнул на запертую дверь Васил.

– А кто их знает? – пожал плечами сельчанин. – Они ж как звери стали. Даже хуже, чем когда война только началась. Чуют, что недолго им осталось…

Васил медленно обвел взглядом сидящих на полу людей. В основном здесь были женщины и дети, из мужчин – разве что старики.

– Ты куда? – спросил сельчанин, увидев, что он встает. – Брось! – дергая Васила за руку, сказал он. – Может, попугают да отпустят. – И понизив голос, добавил: – Мы не выдадим, что ты чужой…

Словно в ответ на его слова, дверь церкви распахнулась. На пороге показался немецкий офицер, за спиной у него стояли автоматчики.

– Партизан взорвал мост возле ваша деревня! – на ломаном болгарском сказал офицер. – Вы все это знаете. Партизана надо наказать. Если нет, мы взорвем эту церковь. И вас всех. Даю час.

Ужас пронесся по церкви. От того, что исходил он не от одного человека, а от сотен, ужас этот был осязаем, как ветер.

– Это сделал я. – Голос Васила прозвучал, казалось, под самым куполом. – Я партизан.

Глиняная миска выпала у Ванги из рук и разлетелась в мелкую крошку.

– Что с тобой? – недовольно спросил Митко. – С утра все из рук валится. Что за день у тебя сегодня?

Он налил себе четвертую рюмку ракии. Раньше Митко выпивал только вечером и рюмки две, не больше, но последнее время стал позволять себе и третью, и вот четвертую – говорил, что это помогает от малярии.

– У Васила сегодня день рождения, – глухо выговорила Ванга. – И его больше нет.

– Ты что говоришь?!

Митко едва рюмку не выронил.

– Я ведь сглазить его хотела, – ровным мертвым голосом сказала Ванга. – Думала: может, ногу сломает, тогда не уйдет? Нет… Бог чужого голоса не слышит.

– Да от Любки вчера только весточка была! – воскликнул Митко. – Все у них хорошо, скоро вернутся!

– Васил не вернется, – проговорила Ванга. – Он мертвый.

– Никто не хоронит партизана! – объявил немецкий офицер. – Или тоже будет расстрелян! Все! Разойтись!

Люди молча стояли перед церковью. Площадь была маленькая, и все видели изуродованное тело, оставшееся на ней после того, как расстрел наконец прервал мучения незнакомого парня, который назвал себя партизаном. Все испытывали сострадание к нему.

Но никто не чувствовал в эти минуты такого неизбывного горя, как слепая женщина, в одиночестве стоящая посреди своего двора, под огромным равнодушным небом.

Глава 13

Будним днем в петричской церкви было пусто. Удивляться этому не приходилось: люди с войны вернулись, дел невпроворот, молиться времени нету… Бог поймет. Для Него, может, работа – лучшая молитва!