Евгений Будинас - Давайте, девочки

Всю жизнь она рвалась в высший свет, который себе придумала и вымечтала. Рыжюкас стал для нее пропуском – роль, для которой он вполне подходил. Писатель, сценарист, лауреат, душа любой компании – в Москве, которую она обожала, в Тбилиси, который они вместе покоряли, в Париже, который он ей подарил, в Прибалтике, по которой они носились на «Ниве» – она всегда за рулем. И всегда в надежде на встречу с Будущим Принцем.

Однажды она даже укатила в Канаду, ничего ему не сказав. Он знал с кем – они вместе познакомились с этим слюнявым, обволакивающим любовью хмырем на каком-то сабантуе. А вот по тому, что она сорвалась, ничего ему не сказав, Рыжук понял, что она уехала насовсем.

В это время он был очень занят очередной ерундой и не кинулся ее доставать. Это ее и спасло: она не вернулась бы, сделай он вдогонку хоть шаг…

Через месяц она объявилась, как дранная облезлая кошка. Ей не понравилось в Канаде. Там было все, о чем она мечтала. Но там было скучно. И там она сразу почувствовала себя в цепях. Как Маленькая почувствовала себя в цепях – с этим своим Димой в Калининграде.

А с Рыжуком скучно не было. Что угодно, но только не это. Если отношения вдруг зависали, он всегда что-нибудь выкидывал. Например, покупал собаку, которая тут же изжевывала все туфли, отчего жена ревела, забыв про скуку. А он принимался ее успокаивать – единственным хорошо ими освоенным методом, обжигаясь новизной зареванной близости…

Никогда, никому с ним не бывало скучно.

Огорчало его только одно.

Последняя Жена никогда не читала того, что он написал. Ни разу, ни строчки… Иногда ему казалось, что только этим она его и не устраивает, именно этого ему в ней недостает.

И не доставало. Чтобы внимала каждой его строке. Чтобы глазищи светились восторгом и пониманием. И чтобы рассказывать ей было интересно. А все его рассказы чтобы ложились на бумагу легко…

…Тут Рыжюкас поймал себя на мысли, что с Маленькой его рассказы укладываются в компьютер настолько легко, что он и вообще как бы не живет с нею, а лишь выстраивает сюжет любовного романа.

В чем она ему очень даже неплохо подыгрывает.

– И все-таки я тебе не верю. Так с женами не бывает… Или я чего-то не усекаю… Как это она терпела? Всех твоих девиц.

Его Последняя Жена не терпела, а действительно его понимала. Скорее всего потому, что она помнила, с чего у них началось…

– Когда она про это забывала, я говорил ей: «Ты ведь связалась с женатым человеком и знала мою страсть обожать юных девиц и творить ради них чудеса»…

Про чудеса она знала по себе, прочувствовав, как никто. И помнила, как однажды возвращалась без копейки денег из Крыма, а он, только приблизительно зная, когда она должна приехать и сгорая от любовного зуда, таки снял ее с поезда в захолустных Осиповичах, разыскав спящей на третьей полке в каком-то зачуханном общем вагоне…

– Это ты ей, конечно, правильно говорил… – протянула Маленькая, что-то в уме прикидывая. – Но ведь как только человек кого-то полюбит, он обязательно начинает его воспитывать… Почему-то все сразу к тебе лезут с нравоучениями. И сразу хотят тебя переделать…

– Когда это ты успела заметить? – он едва заметно улыбнулся.

Она вздохнула. Опыт у нее был. С этими «козлами», которые только и стремятся подмять под себя и отстроить по своему шаблону…

– Вот смотри… Какой-то пацан влюбился в девочку, и вот он уже ей сообщает, что теперь в кино она должна ходить только с ним. И ни с кем другим не встречаться. И что ей делать?..

– А ты не знаешь?

Посмотрев на нее, он с грустным сожалением подумал, как недолго ей осталось быть такой, как она есть. Увы, у них это всегда ненадолго. Слишком сильно нетерпение стать лучше. И слишком дремуче непонимание, что это такое.

– Что-нибудь не так? – спросила она обеспокоенно.

– Всё – не так, – сказал он. – Всё, что ты об этом знаешь, все что думаешь, все что вычитала, вообразила, придумала. Вообще все. Весь мир, в котором ты живешь. И все вы живете. Всё – не так, как принято думать.

– Как это – всё?!

– Всё. Вот то, например, о чем ты сейчас заговорила – никакая не любовь. Это примитивные торги: с ним гулять или с Васей, а если с Васей, то ему все сразу позволить или сначала только поцеловаться? Да еще как бы не продешевить…

Она понимающе вздохнула:

– Ты хочешь сказать, что потом, у взрослых, все иначе?

У взрослых не иначе, подумал он. Чушь, привитая с детства, слишком живуча. Она в благотворной среде. Ее лелеет это нелепое чудовище – общепринятая мораль. Она втемяшивается в еще детские головки, но уродует и калечит всю жизнь.