Евгений Будинас - Давайте, девочки

– Не веришь?.. Вот и молодец… Ты вообще никогда не верь мужикам, если они ссылаются на занятость или… отсутствие денег. Все у них есть, когда им интересно.

– Ты хочешь сказать, что со мной тебе не интересно?

– Ага!.. Так ты мне позвонила, уже «обо всем догадавшись», – ему захотелось с ней поиграть. – И решила просто уточнить, именно это ли я тебе изо всех сил хотел сказать?

– Слушай, ты такой прикольный! Все в разговоре переворачиваешь, вот и опять все перевернул…

– Ладно, не заводись. – Ему совсем не хотелось ее обидеть. – Просто я, как ты: хочу сначала с одним разобраться, а потом уже с другим.

– С одним или с одной?

– Так ты, оказывается, тоже ревнива?..

– Вот видишь! Опять перевернул!.. Просто мне интересно, что это за одна.

– С одним, с одним, – вздохнул он, – только вот все никак не получается…

– И кто же этот упертый баран?

Рыжюкас засмеялся.

Около костела старушки продавали цветы.

Внутри, как в колодце, было гулко и прохладно. Здесь, спасаясь от жары, Ленка придумала готовиться к экзаменам. Завтра она сдает «Историю СССР», они сговорились, что Рыжук только заглянет на минутку и не будет мешать.

Утром они с фрэндами уплывают на байдарках к морю собирать янтарь. С работы его вытурили, занятия в вечерней школе кончились, и он с полным правом устроил себе каникулы, как у людей.

Мальчик в черном платье с белыми рюшками смахивал гусиным крылом пыль с серебряных, платиновых и золотых сердец, рук и нижних конечностей, выставленных, как на витрине ювелирно-анатомического магазина. Эти дорогие отливки приносили в дар храму исцеленные горожане. Но, судя по приношениям, молитвами вылечивали преимущественно сердца.

Ленки в костеле не оказалось, а так как исцелять ему ничего не хотелось, Рыжук вышел на улицу.

Одна сторона улицы была в тени. В пыльных окнах солнечной стороны грелись коты. Двое пятиклашек с большими, как у отличников, портфелями внимательно изучали витрину букинистического магазина. Около автоматов с газировкой, стоя на педалях, пил воду заехавший прямо на тротуар велогонщик в кепке с прозрачным козырьком и номером на мокрой от пота майке.

В такое утро десятиклассницы в белых передниках идут по городу на экзамен по письменной литературе, а рубашки парней пахнут сиренью.

Кресты над костелами сияли чистым золотом, а крыши домов вокруг отливали всеми тонами старой черепицы. Звонили к заутрене колокола…

Он поднял голову. Кресты над костелом действительно сияли. Ветки деревьев просвечивались насквозь. Шпили и купола, крутые скаты чешуйчатых крыш повисли в их сплетении, как в паутине, и оттого казались прозрачными, даже нематериальными.

Но в тот солнечный день начала лета он не мог этого видеть.

Сорок пять лет назад никаких сияющих крестов здесь не было. А колокола тогда могли звонить по утрам лишь в воображении набожных прихожан…

Совковые администраторы «позаботились», превратив храмы в ободранные сараи, с провалами в прогнивших крышах и глухими дверями под амбарным замком. Даже над обезглавленной Кафедрой, открывавшей «брод», фигура женщины с крестом появилась только лет десять тому.

И на его любимом холме за Нагорным парком, хотя и называли холм «Трехкрестовкой», никаких крестов тогда не было. Это вчера с заезжими немцами они пристроились попить пивка у подножья белоснежного троекрестья, теперь вновь вознесенного над городом, и с тихим восторгом взирали на островерхие крыши и шпили внизу, застывшие, как мачты фрегатов в закатном солнце…

Мне повезло, подумал Рыжюкас, мне можно позавидовать. Этот город меня перегнал. Он ожил, как старая кляча, дорвавшаяся вдруг до овса и щеток нового хозяина. Все здесь словно сговорились: избавившись от совковой бесхозности, сорок лет кряду все угнетавшей, теперь лелеют эти декорации прошлого, обновляя, освежая и приукрашивая их, как декорации к воспоминаниям его детства.

Конечно, дворы вокруг бывшей Тарзанки, думал он, доживающие свой век, скукожились и стали совсем жалкими – с их понуро покосившимися домишками, полусгнившими заборами, с сараями, криво латаными кусками фанеры, жести, рубероида, с курятниками ржавых кузовов, притянутых со свалки…

Но зато центр, почти весь Старый город, где пронеслась его первая любовь, невероятным образом расцвел и принарядился. Идеально выложенные тротуары, обновленные фасады домов, зеркальные витрины кафе и магазинов, дворики, сверкающие чистотой, зеленью газонов и прочим благоустройством, игривые окошки мансард с геранью…