Евгений Будинас: Перловый суп

В школу приходили сонные и замученные после работы ребята, а им нужно было читать математику. Помню, был такой Яша Резник— самый преданный и верный ученик, всегда сидел на первой парте и пожирал меня глазами, которые все равно закрывались. Я объяснял так:

— Мнимые и комплексные числа. А плюс Б. Вообразим на секунду, что у Яши есть три рубля, — это А. Но Яша должен мне три рубля. У меня тогда тоже есть три рубля, но они у меня не фактические, а мнимые, это буквой Б обозначается. Почему мнимые? Потому что они у меня есть, и их у меня нет, ведь Яша может мне отдать, а может и не отдать. Но мы же джентльмены, и поэтому переходим от мнимых чисел к комплексным. Однажды мы с Яшей встретимся и разберемся. Яша как честный и порядочный человек отдаст мне три рубля, и таким образом у меня станет реально три рубля. Я тоже как порядочный человек куплю за эти деньги бутылку. Мы выпьем эту бутылку. И вот результат: и Яша мне ничего не должен, и у меня ничего нет.

Все это я придумывал в процессе работы на уроках, весь курс математики я проводил в таком ключе. Легче было на уроках литературы, когда я читал своим ученикам любимого Маяковского,

Резник даже написал сочинение по Маяковскому, оно начиналось так: «Ленин — это не только поэма «Ленин», Ленин — это поэма хорошо».

С председателем Ханты-Мансийского исполкома Григорьевой я встретился, когда уже был корреспондентом журнала «Дружба народов».

Я сделал с ней интервью о выполнении пятилетнего плана и, как обычно, зачитывал вслух наброски своего материала.Вдруг Григорьева меня остановила в том месте, где рыбак Терешкин уже выполнил пятилетний план и заготовил двести тонн рыбы. Она поправила: мол, не двести, а двадцать тонн. Потом, подумав, согласилась, что двести тонн лучше звучит. Мы тут же взяли вертолет, наполнили его пустыми ящиками, и полетели к рыбаку Терешкину:

— Сейчас сделаем ему настоящий пятилетний план, — предложила Григорьева,

Прилетели. Тайга, заводи, болота, озера... У Терешкина плетеные загородки, в них рыба. Мы спрашиваем:

— Сколько тут у тебя? Будет тонн двести?

— Ну конечно, будет!

Огромным черпаком накладывали эту рыбу в ящики. Здесь он план мог выполнить хоть за весь колхоз, потому что жил один, вокруг не было вообще ни души, а рыбы полно. Но рыба-то золотая! Ее никто никогда у него не забирал — час полета на вертолете стоит столько, сколько полтонны этой рыбы. А мы тут на МИ-6, не только на самом большом, но и на самом дорогом вертолете в мире, прилетели забрать рыбку... Зато сразу, за один день выполнили пятилетний план, и рыбы на порядок больше поймали. Вот такой сибирский размах.

Особенности сибирского образа жизни отложились не только в памяти, а в сердце, духе, в отношении к окружающему миру.

На площади в Тюмени стояло два главка, один напротив другого. Один главк — газовщики, а другой — строители для газовщиков. Они настолько враждовали между собой, что между начальниками главков даже телефонной связи не было. Для того, чтобы друг другу позвонить, одному нужно было позвонить в Москву в «свое» министерство, и в министерстве с коммутатора звонили в другое министерство, и из того министерства выходили на этот главк.

Однажды главный инженер Игольников преподал мне один из величайших уроков производственных и личных отношений. При мне начальники двух главков встретились и начали «разборку». Они орали друг на друга, сыпались страшные угрозы, дело едва не закончилось дракой.

А вечером я с Иголышковым пошел в баню и сразу направился в парилку. Открыл дверь и в ужасе выскочил оттуда:

— Там этот... Твой враг...

Игольников заржал и говорит:

— Ну, так и что, что он мой враг? Мы с ним всегда паримся!

— Как паритесь? Вы же чуть до смертоубийства не дошли!

— Это на работе... Мы с ним люди одного уровня, а с кем я тут еще буду общаться? Мне с ним и поговорить есть о чем, и мы понимаем друг друга. Мы и семьями дружим.

От Игольникова я уезжал на машине. По дороге в аэропорт по радио услышал переговоры, что, оказывается, на самолет в Надым я уже не успеваю. Тут же стало известно, что мне еще нужно слетать за две тысячи километров в Тюмень. Я позвонил Игольникову и говорю:

— На самолет в Надым я опоздал, тогда давай я сейчас в Тюмень, а потом оттуда в Надым.

— Понял. Пошел!

Так он, оказывается, распорядился, что самолет вместо Надыма полетит две тысячи километров в Тюмень. И никаких других команд не требовалось, потому что радиоволна общая, и все всё слышат, поэтому любое произнесенное начальником слово служило командой.