Так Шеймус проехал через дорожный пост, скрючившись в ящике под задним сиденьем пыльного «паккарда», пока Сайлас толковал с помощником шерифа о разрешении охоты на индеек уже в начале следующего месяца, чтобы поднять доходы местной ассоциации фермеров. На водохранилище в старой лодчонке их ждал брат Сайласа, который перевез Шеймуса на другой берег и передал еще одному Голдину. Тот посадил беглеца в прицеп грузовичка, запер дверь и за ночь привез его на полевой аэродром рядом с Нэшвиллем. Потом был перелет через всю страну с двадцатью дозаправочными посадками, и наконец приземление в Камминз-флэт, где его встретил Улыбчивый Джек. До ранчо Четыре Двойки оттуда было всего две мили.
Сперва это казалось невероятным, но Герхарду фон Траклю, видимо, тоже удалось бежать. Удача старика безмерно обрадовала Шеймуса, хоть и несла ему самому серьезные неприятности. К несчастью, полиция решила, что растяпа-ученый все еще у него в заложниках, и подняла общую тревогу — насколько это было возможно без шумихи в прессе и на телевидении. Избегали не то что шума, даже простой утечки информации. В новостях не мелькало ни слова о похищении ведущего физика-ядерщика страны прямо с крупнейшего в Америке производства реагентов. Что ж, молчание вполне понятно. Вряд ли такая информация прибавила бы стабильности обществу и очков чьей-то политической карьере.
— И все-таки, — закончил свой рассказ Шеймус, — кто-то проболтался. Кто-то сказал им, где меня найти — ведь нашли же. Когда подняли общую тревогу, кто-то попалился, и все стало палиться по цепочке, пока не привело к пожару на ранчо. Слов нет, чтоб сказать, как мне жаль ваши потери, ваш сгоревший дом, ваши вещи. Я знаю, сколько труда и души в них вложено.
— С нами это уже не в первый раз происходит, — сказала Эннели. — В Четыре Двойки мы тоже когда-то попали подобным образом, хотя Дэниел, наверно, не помнит. — Она была за рулем и могла только бросить на сына быстрый взгляд через плечо. — Ты и не можешь помнить.
Но Дэниелу, который внимательно слушал все с заднего сиденья, было неинтересно то, чего он не помнит.
— А сколько людей знали, что ты остановился у нас? — спросил он Шеймуса.
Тот ответил без колебаний. Наверняка он и сам задавал себе этот вопрос.
— Вы с мамой, Улыбчивый Джек и пилот, молодой черный парень Эверли Кливленд, для друзей Бро. Это те, кто знал наверняка, но могли быть и другие.
— Тебя сдал пилот, — сказал Дэниел.
— Ты так уверен? — поднял брови Шеймус. — А доказательства?
— Мы с мамой не могли тебя сдать, Улыбчивый Джек тоже. Кроме того, пилот проделал больше двух тысяч миль с кучей посадок, так что самолет почти наверняка должны были заметить. Вполне логично было бы проверить маленькие взлетно-посадочные полосы.
— Да, — вздохнул Шеймус, — скорее всего так и было, но кто знает? Если это пилот, надеюсь, он сдал меня по собственной воле. Пошел к первому же телефону и стукнул полиции.
— Почему? — изумился Дэниел.
Шеймус, который еще до этого вопроса обернулся к Дэниелу на заднем сиденье, перевел взгляд с его лица на белую полоску шоссе, убегающего за горизонт. Дэниел решил, что Шеймус не хочет отвечать, но тот вдруг словно пришел в себя и сказал, глядя прямо в глаза мальчику:
— Потому что если он сдал меня не по своей воле, значит, информацию из него выбили, и теперь у меня на руках его кровь.
«Точнее, на руке и перчатке», — подумал Дэниел. Но вслух ничего не сказал — что-то в голосе и глазах Шеймуса напугало его, что-то слабое, тревожное, питающееся разложением и гнилью, паразитирующее на страданиях и ненависти человека к себе. Дэниелу захотелось сменить тему.
— Зато у тебя есть и друзья, — сказал он, желая подбодрить Шеймуса. — Ну, кроме нас с мамой. Кто-то же тебе помогает? И нам тоже. Что это за люди?
Шеймус бросил взгляд на Эннели, потом опять на Дэниела.
— Сообразительный молодой человек. Как говорил один мой учитель, «хороший нюх на происходящее внутри происходящего».
На похвалу Дэниел только пожал плечами.
— Ежу ясно — кто-то возит нас на самолетах, дает нам машины, документы и деньги. Говорит нам, что делать.
— Это АМО, — сказал Шеймус.
— Аммо? — не понял Дэниел. — То есть амуниция? Боеприпасы?
— Нет, хотя игра слов и наводит на мысль. «АМО» по латыни значит «я люблю», — он откинулся в кресле, подняв руки над головой, и слегка тронул затылок Эннели кончиками пальцев.
Ей хотелось оторваться от руля и обнять его, хотелось, чтобы он так же трогал ее везде, где пожелает, чтобы тепло его пальцев разливалось по шее, по бедрам, по животу, по соскам, по горлу. Смущенная, она слушала.
Читать дальше