Виталий Амутных - Шлюхи

— Но сколько же несчастий они способны еще принести русским людям!

— Успокойся. Остерегайся таких обобщений. Побудь эгоистом. Самое страшное, что они могут — это отнять у тебя совесть. Если веришь, что какое-то право выбора человеку отпущено — не отдавай. Вот все. И хватит о них. Пошли чай пить.

Домой Никита пробирался сквозь все тот же мерзлый бескрайний мрак. У входа третьеразрядного отеля пара дешевых шлюшек жалась друг к дружке, холодный ночной ветер задирал им подолы коротеньких светлых плащиков, они непроизвольно выбивали ногами чечетку, — а вокруг ни души. Никита, понятно, не мог явиться объектом их заинтересованности. Еще по дороге он видел трех людей с автоматами. К счастью, они тоже не проявили к нему никакого внимания.

Дома его ждала тишина. Пол усеян хрустящими под ногами зелеными бутылочными осколками, поперек коридора лежал, посапывал, сосед Толик. Никита залез в свою берлогу, накрылся с головой одеялом и проспал четыре дня кряду.

Никита Кожемяка спал. А чем же были заняты тем часом прочие? Алла Медная после бала в загородной резиденции умчалась в Мексику и там на незнакомых дорогах предавалась сладостным и престижным удовольствиям. Поэт Федор Тютчев слагал для нового сборника загадочные верлибры. Снежана пособляла родителям переустраивать интерьер ванной комнаты так, чтобы он напоминал убранство буддийского храма. Учитель писал роман. Милкин и Нинкин… О, у них было слишком много разных забот. Бывший начальник отдела критики, Тамара Петровна Филатова, каждый день просила медсестер больше не ставить ей капельницу, потому что она хочет умереть. А вот пенсионерок Ольгу Трофимовну и Анну Семеновну вовсе не устраивала голодная смерть, потому они перепродавали в подземном переходе сигареты и спички.

— Аня, — говорила бывало Ольга Трофимовна, — будут если выборы — ты за кого станешь голосовать?

— А не один шут?

— Нет, Аничка, так быть не может, Бог не допустит, чтобы у них там одно ворье да разбойники. Должен быть и честный человек.

— Разве честный человек среди бандитов выживет? Сигаретысигаретысигареты! Комуспичкисигареты! Подходите скоренько!

А в конце четвертого дня… Сейчас мы совершим посещение редкостное, можно сказать — уникальное. (Ведь вы любите всякие, редкости.) Мы посетим обитель самого Имярека Имярековича, и уж поверьте: очень и очень немногим случалось не то что бывать здесь гостем, но и знать координаты местонахождения той обители.

Имярек Имярекович работал в своей библиотеке, как обычно стоя (ради «пользы, которая может быть в геморроидальном отношенье») за старинной вырезной конторкой у окна, когда к массивным воротам усадьбы подкатил длинный, широкий и плоский лимузин. Но еще до того, как у черного лакового лимузина открылась правая задняя дверца, в библиотеке рядом с конторкой тренькнул внутренний телефон. Имярек Имярекович нехотя оторвался от своего занятия, подошел к телефону и снял трубку.

— Имярек Имярекович, простите за беспокойство, к вам Президент, — вежливым баритоном сообщила трубка.

— А! Да-да. Проводите его туда… Ну туда, где я обычно его принимаю.

Имярек Имярекович положил трубку и на секунду задумался. О, если бы кому, скажем, Алле Медной, удалось быть свидетелем этого мгновения, увидеть шефа в сей приватной обстановке! Он показался бы ей совершенно незнакомым человеком. Нет, широкое мясистое лицо, изрядное брюшко, пухлые, оплывшие нежным жирком ручки — все было на месте; но выражение масляных, всегда поблескивавших лукавством глазок, его прелестная, уморительная походка танцующего бегемота — куда все это делось?

Еще раз тренькнул телефон. Имярек Имярекович уже не стал подходить к нему. Щелкнул выключателем — огромное помещение: несметные легионы книг на высоченных стеллажах, лестницу-стремянку, старозаветную конторку на точеных ножках — все поглотил мрак. Имярек Имярекович вошел в назначенную им для весьма нечастых приемов комнату, — навстречу ему, улыбаясь, поднялся из кресла Президент. Обстановка этой комнаты воплощала заветную мечту прогрессивного хама со вкусом: белые стены, пол, потолок; мебель, обитая черной полихлорвиниловой «кожей», украшенная блестящими никелированными трубками; по стенам темная живопись, какие-то ночные урбанистические пейзажи в черных рамах. Президент поднялся из кресла и, широко раскинув руки, двинулся к Имяреку Имярековичу:

— Здравствуй, брат Имярек! Рад, рад тебя видеть.