Виталий Амутных - Шлюхи

Вот как сказала Алла! Вторая и третья Премии только губы закусили, поскольку не посмели призвать гаранта конституции к радикальным поступкам, не рискнули. Милкин и Нинкин все прыгали вокруг нее, называли и так, и эдак, и гордостью российской словесности, и золотым пером, а тут и раздача призов началась. Третьей премии дали махровый банный халат и фен. Вторая — получила миксер, пылесос, набор кухонных ножей и фотоаппарат. Аллу же удостоили целого вороха подобных мелочей, четырехдневной путевки в Мексику и еще просили постоять возле изумрудного «понтиака», который ей якобы тоже был подарен.

— Но это еще не все! — взвизгнул радостно Нинкин. — Наши победительницы даже и не подозгевают, какой ждет их сегодня сюгпгиз. Это будет сюгпгизом и для телезгителей! Пгизнаюсь, это было сюгпгизом и для нас. Это…

Перед камерой появился Президент. Дамы завизжали от пронзившего их восторга. Включили самые буйные рукоплескания, переходящие в неистовое ликование. Оператор дал лицо лидера крупным планом: глаза сощурены в щелочки, губы искривлены — лицо улыбалось. Открылся рот, и лицо заговорило:

— Жаль, что мы редко общаемся. Вы, творческая интеллигенция, чего-то хотите от государственности, и государственность, в свою очередь, заинтересована в каких-то ваших способностях. Давайте же обмениваться услугами. Вы тут меня призывали к действию. Но и сами действуйте активнее. Я не оставлю вас без внимания. Я даже хочу первым сделать шаг навстречу и пригласить вас в свою загородную резиденцию, где сегодня я даю бал.

— Вот это сюгпгиз! — завопил Нинкин.

— Вот это подагок! — горланил Милкин.

— Быть пгиглашенными на бал к самому пгезиденту! — драл глотку Нинкин.

— Согласитесь, догогие телезгители, такой пассаж потгясает. Это сенсация! — надсаживался Милкин.

Выбежали веселые полуголые девушки обоего пола да такую пляску затеяли — только пыль столбом! За ними появились дети, дети дарили Президенту и победительницам конкурса букеты гвоздик в целлофане. Потом повалили разные знаменитости с поздравлениями. Закончилось шоу тем, что Алла Медная села за руль, как бы уже своего собственного «понтиака», справа расположился Президент, сзади — премии, вторая и третья, и заваленная цветами машина тронулась с места — надо думать, из телестудии в загородную резиденцию, на бал.

— Вот так шабаш! — хмыкнул Никита.

— Шабаш, говоришь? Занятно, занятно… — отозвался Учитель. — Ну ведьмы, допустим, наличествуют. А кто же будет на сем торжестве председателем? Этот, что ли? Нет, на такую роль он не потянет. Не ему быть в челе празднества.

— А ведьмы-то эти, что за птицы? Алла… Как? Медная?

— Ведьмы как ведьмы. Самые, что ни на есть заурядные фурии. Преданные своему рогатому хозяину просто… дотла, телом и всеми потрохами, всем, что у них есть.

— Что же, они в беспамятстве находятся?

— Нет, но биологический инстинкт самосохранения подсказывает: сытость лучше, чем голод; тепло лучше, чем холод. А созидание, в отличие от разрушения, всегда требует изрядных усилий и зачастую не сулит скорых или жирных выгод. Как только не пытались травить меня эти дамы. Не сами, понятно, вымысливали цель, но и рук им никто не ломал, принуждая. «Известный черносотенный писатель», «воинствующая бездарь», каковой свойственны «эстетическая глухота», «эстетическая слепота» и опять же «эстетическая хромота», «бесноватый проповедник русской национальной исключительности» — это все они.

— Во курвы! — не удержался Никита.

— Нет-нет, не говори так. Это очень, поверь мне, очень несчастные женщины. Конечно, они вобрали в себя все пороки нынешней интеллигенции: трусость, жадность, разболтанность, развращенность, продажность… Но ведь они женщины… Подумай, каково им жить со всеми этими наградами.

— Им действительно не стоит жить. Иначе они перезаразят последних дюжих людей. Самым разумным было бы в отношении их поступить, как поступал со всякого рода шлюхами суровый воевода: «он же веляше срам еи вырезати и кожу содрати, и привязати ея нагу, и кожу ту на столпе среди града и торга повесити… а оным сосца отрезаху; овым же, кожу содравше со срама ея, и рожен железан разжегши вонзаху в срам еи, и усты исхожаше, и тако привязана стояше у столпа нага, дондеже плоть и кости ей распадутся или птицам в снедь будет?»

— Экстремист. Какой экстремист! — покачал головой Учитель. — Они нужны на земле как раз для того, чтобы ты наглядно мог лицезреть, каково похмелье от слюнтяйства и сластолюбия.