Белва Плейн - Бессмертник

— Это, да? Правда, чудо? Я тоже очень люблю эту картину. Скажите, вы часто смотрите альбомы?

Зачем таиться? Скажу правду — будь что будет. Он молод и совсем не суров, не то что мать. Может, не рассердится?

— Часто, а эту картину особенно. Каждый день.

— Надо же! А почему именно эту?

— Я смотрю — и мне так хорошо, радостно. Оттого, что есть на земле такое место.

— Что ж, это объяснение. По крайней мере, не хуже всякого другого. Анна, может, вы хотите взять этот альбом на время? Не стесняйтесь! И вообще, берите любую книгу, какая понравится.

— Спасибо! Спасибо большое! — От волнения у нее затряслись руки, и она поскорее — хотя он наверняка заметил — спрятала их за спину.

— Благодарить тут не за что. На то и библиотека, чтоб ею пользоваться. Вот, возьмите, возьмите прямо сейчас.

— Ой, я еще не подмела… Но может, мне пока прервать уборку?

— Нет-нет, продолжайте, вы мне нисколько не мешаете. Я буду писать письмо.

Он сел за стол. А она принялась катать по полу механический веник. На улице, у соседей, выбивали ковры, развешанные на бельевой веревке. Бац! Бац! От каждого удара шарахались и взмывали ввысь ласточки; в подмерзшем, пронизанном солнцем воздухе долго оседали пылинки.

— Как поживает ваш кавалер?

Она ошарашенно молчала.

— Так как ваш кавалер?

— Мой кто?

— Ну, ваш молодой человек. Мама сказала, что за вами ухаживает очень милый молодой человек. Или это секрет? Может быть, я вторгся, сказал что-то лишнее?

— Нет, нет. Просто… он не… Он просто друг. Ведь совсем без друзей тяжело. И одиноко.

— Еще бы. — Он отложил перо. — Вы часто с ним видитесь?

— Только по воскресеньям. В мой выходной он работает.

— А когда у вас выходной?

Он даже не заметил, по каким дням ее нет в доме!

— По средам.

— И что же вы делаете в выходной?

— Иногда навещаю родственников — троюродную тетю. Иногда гуляю в парке или иду в музей.

— В музей?! В какой же?

— Естествознания. Или изящных искусств. Мне там даже больше нравится.

— Что именно?

— Ну, он ведь огромный, я еще не во всех залах побывала. Мне египетские вещицы понравились, из пирамид. А на прошлой неделе я наткнулась на «Иглу Клеопатры». Она позади музея, я ее раньше не замечала…

Он покачал головой:

— Анна, до чего же странно устроена жизнь. Вот мы с вами живем под одной крышей столько месяцев и до сегодняшнего дня друг другу слова не сказали.

— Если рассудить, ничего тут странного нет.

— Потому что мои родители здесь хозяева, а вы здесь служите? Да?

Она кивнула.

— Ведь это искусственные барьеры, надуманные! И глупые! Но ничего, старые порядки потихоньку меняются. Люди дружат теперь с кем хотят, необязательно выбирать из узкого круга родительских друзей и знакомых. Так ведь гораздо лучше, верно?

— Конечно, лучше!

— Анна, расскажите что-нибудь о себе.

— Я не знаю… Что вы хотите услышать?

— Чем занимались ваши родители, какой у вас был дом, почему вы оттуда уехали…

— Но я сейчас не могу. Надо идти вниз. У меня же работа…

— Тогда в следующую субботу, утром, да? Или в другое время — когда сможем. Договорились?

Они находили время: улучали минуту-другую то в субботу, возле книг и альбомов, то в коридоре после ужина — в любой день. Он стоял тогда на пороге своей комнаты, а она останавливалась у лестницы, позабыв, куда и зачем шла. Она рассказала о родном местечке в далекой Польше. Он рассказал о летнем доме в Адирондаке. Она рассказала об отце. Он рассказал о Йеле. Беседы напоминали игру, перекидывание мяча через сетку. И ей не хватало дыхания — будто и вправду играет в мяч. Потом Анна целый день напевала, ходила и напевала, ей даже приходилось себя одергивать. А еще она часто смеялась. И знала об этом.

Однажды, в середине весны, он сказал:

— Попросите вашего друга не приходить в воскресенье. Я хочу пригласить вас на чай.

— Но… разве можно? По-моему, нам не…

— Что «по-вашему»? Что «не»? Я хочу наконец сесть и поговорить с вами по-человечески.

Анна заколебалась. Ее обуял неизъяснимый страх.

— Знать никто не будет, если вас это волнует. Хотя скрывать тут совершенно нечего. Я не предлагаю ничего дурного.

Они сидели на золоченых стульях, за столиком, отгороженным от соседних пальмами в кадках. Официант привез на тележке блюдо с пирожными. Скрипки играли вальс.

— Анна, вы очень хороши. Особенно в этой шляпке.

Он все-таки настоял и купил ей шляпку. Она отказывалась, но он все равно купил — чудесную соломенную шляпку, украшенную маками и пшеничными колосками.