Белва Плейн - Бессмертник

Ее главный замысел постепенно осуществлялся: дом начал дышать, словно здесь, в этих стенах, выросло несколько поколений ее семьи, словно именно ее предки медленно, десятилетиями, копили фарфор, серебро… «Это серебро попало к нам в незапамятные времена, еще до Войны за независимость», — говорила мать Пола. Притворство? Самообман? Разумеется! Но сколько же в жизни построено на самообмане… Такой дом для Анны и Джозефа? Они же родом с улицы Ладлоу! Ну и что? Почему, собственно, им нельзя жить в таком доме, если он им нравится? Если им здесь уютно?

Единственным потворством Джозефу — слишком занятому, чтобы вникать в прочие детали, — был ее портрет, повешенный над камином в гостиной. Ах нет, она уступила и в другом: на каминной полке под портретом тикали позолоченные часы.

«Мне вовсе не хочется встречать саму себя каждый раз, когда я вхожу в эту комнату», — пробовала протестовать Анна, но слабо и без всякого результата. Насчет часов она не сказала ничего.

Она раскрыла коробку с серебряными подсвечниками. И крепко сжала их в руках, прежде чем поставить на обеденный стол. Где только не стояли они в своей жизни! А через океан ехали завернутыми в одеяло. Она помнит, как мама в пятницу вечером читала над ними молитву. А до этого они стояли в доме у бабушки. А еще раньше — у прабабушки, которую Анна никогда не знала. Ее собственная мать умерла прежде, чем Анна успела расспросить ее об этих, неведомых ей женщинах. И теперь она уже никогда ничего не узнает…

Когда всему нашлось свое место, Анна принялась распаковывать книги. Много дней, по многу часов проводила она, расставляя их на полках: искусство отдельно, документальная и биографическая проза — отдельно; стихи, художественная проза… А внутри этой тематической системы книги располагались по алфавиту, согласно фамилии автора. Ее похвалила даже скупая на похвалу Айрис:

— Вполне приличная библиотека. Я и не думала, что у нас столько книг.

— Большая часть лежала все эти годы в ящиках и коробках.

Анне показалось, что Айрис взглянула на нее с любопытством.

— Мама, ты ведь вправду счастлива?

— Да, очень.

Счастью надо учиться, его надо в себе выращивать. Надо ценить то, что имеешь, и уметь быть благодарной. Звучит чересчур напыщенно? Что ж, я не виновата. Боясь задать лишний вопрос и в то же время не в силах сдержаться, Анна спросила:

— Надеюсь, ты тоже счастлива, хоть немножко? — Не вопрос, а мольба.

— Я в порядке. Живу лучше, чем девять десятых человечества.

Если бы у Айрис было побольше друзей! В прежней школе, в Нью-Йорке, остались две или три молодые приятельницы, с которыми они раньше и в театр ходили, и по выходным встречались. Но теперь она лишена и этого общения. Сидит целыми днями дома: играет на рояле, проверяет тетрадки. Ну что за жизнь в двадцать семь лет?!

И на улице никогда не перекинется словом со знакомыми. Вежливо кивнет и пойдет дальше. Разве так, не прилагая никаких усилий, можно на что-то рассчитывать? Надеяться, что принц выпрыгнет из каминной трубы, возьмет тебя за руку и поведет под венец? Сама Анна знала в своем бывшем квартале всех и каждого — от сапожника и мясника. У мясника, между прочим, был племянник — юрист, выпускник Колумбийского университета. Однажды он попросил дядюшку узнать для него телефон Айрис. Но разгневанная Айрис не дала Анне и рта открыть…

Переехав в новый дом, Анна попыталась привлечь Айрис к своим благотворительным начинаниям. Анне такие хлопоты по душе, в городе она занималась этим очень часто и, по отзывам, даже талантливо. Она умела пригласить людей так, чтобы они и вправду пришли, умела найти ораторов, которых было интересно слушать. Да это нетрудно! Надо побольше улыбаться и никогда не отказывать людям в поддержке и помощи. Теперь, на новом месте, ей даже интересно проверить: быстро ли она обретет друзей и положение в здешнем обществе.

— Ты, похоже, победила на конкурсе популярности, — заметила Айрис однажды днем, столкнувшись в прихожей с множеством дам: закончилось благотворительное собрание, проходившее в гостиной у Анны. Подобные фразы звучали в устах Айрис очень странно: не то осуждающе, не то вопросительно. Анна никогда не могла ее понять.

Много раз она произносила в ответ простую истину: «За добро добром и платят», но у Айрис это ничего, кроме раздражения, не вызывало. И вправду какой-то скаутский лозунг. Или добрый совет, вышитый на салфеточке… На этот раз Анна решила отшутиться.

— Рыжие всегда в почете, — сказала она. На том разговор и окончился.