Николай Плахотный - Вид с больничной койки

— Это унизительно, аморально, разлагающе действует на весь трудовой коллектив уважаемой больницы. Она действительно оснащена первоклассным оборудованием… У нас в Кардиологическом центре всякие поборы исключены. В официальном порядке нам помогают финансово состоятельные пациенты-благотворители, тайные добродеи. Финансовый счет Центра обнародован в Интернете…

— В России проживает почти полтысячи толстосумов, их на зарубежный манер величают олигархами или еще более заковыристо — магнатами… Их состояние оценивается… Точной цифры, конечно, никто не знает, ибо провозглашено: «Некрасиво чужие деньги в чужих кошельках считать». Народ наш пока помалкивает, в то же время между делом анекдоты сочиняет. Ежели не возражаете, могу один рассказать.

— Ну-ка!

— Приглашает президент в Кремль Абрамовича. И говорит: «Знаю, Роман Аркадьевич, вы внесли огромный вклад в развитие нашего государства: подняли металлургию, нефтяную промышленность, футбольное хозяйство… В этой связи хочу вас денежной премией наградить. Вот чековая книжка: впишу в нее любую сумму, какую сами ж назовете. Ну так как?» Абрамович молчит. «Ну так сколько: пятьдесят, сто миллионов?» Абрамович по-прежнему мнется и сопит. «Ну 250 миллионов долларов ДОСТАТОЧНО?» Абрамович вздыхает, с запинкой говорит: «Достаточно, Владимир Владимирович. Большое вам спасибо, Владимир Владимирович». Путин мягко улыбается. Вписывает в чек названную сумму. Потом складывает бумажку пополам и вкладывает в карман пиджака Абрамовича. Потом бережно берет олигарха за локоть и спокойно, со значением говорит: «Ну а остальное, Роман Аркадьевич, надо вернуть в Центральный банк!».

После некоторой паузы Юрий Никитич обронил:

— Умный анекдотец… Причем с тонким подтекстом.

— Да, в атмосфере носятся новые веяния. Насколько мне известно, Кардиологический центр как был, так и остается в собственности государства… Вопрос насчет приватизации не возникал?

— Были досужие разговорчики. Лично я против. Делать деньги на здоровье наших соотечественников кощунственно. Назову только одну цифру: операция на сердце не самой высшей категории сложности стоит пять-шесть миллионов долларов. Кому такое по карману? Немного сыщется в стране таких пациентов. Значит, при всем нашем желании здоровья нации мы не прибавим. Да и сами не разбогатеем. Получается — что? Порочный круг.

— И вывод?

— Оставить все как есть… Хотя не исключаю конкуренции. И еще раз более веско повторил: — Такой вариант не исключаю. Возможно объявится инвестор, который в ближнем Подмосковье возведет и, главное, на современном уровне оснастит на собственные кровные Кардиологический центр-2… Затем в торжественной обстановке по акту передаст пахнущий свежей краской объект Минздраву. И это было бы честно, благородно и вместе с тем прагматично… Сохранение здоровья великой нации не должно быть сугубо частным делом. Это задача общая: го-су-дарст-венная.

Я глянул на часы: мы вышли из регламента. В последние минуты нашей беседы в дверях кабинета возникала головка секретаря с молящим взором. Я понял: пора-де и честь знать.

Дома не без удовольствия крутил на диктофоне туда-сюда кассеты: переводил звуки в текст. Правка была мизерная, на языке журналистов — щадящая. Да особой-то необходимости в том не было. И все равно дал рукописи срок отлежаться.

Хорошо помню, был четверг… Будто на крыльях полетел я на Старый Арбат, в редакцию журнала «Москва», отчитаться о проделанной работе. Заведующая отделом публицистики С. Д. Селиванова, сославшись на занятость, попросила прийти за ответом денька через три.

Еле дождался понедельника. По крутой скрипучей лестнице поднялся на второй этаж… Меня ждали. На столе редактора лежала моя рукопись, раскрытая на титульной странице.

Будто с небес раздался спокойный голос:

— Материал интересный, поучительный… Хотели было отсылать в набор. Да не нашли визы вашего собеседника…

От души отлегло:

— Это не проблема… С академиком у нас полное взаимопонимание.

Селиванова была неумолима:

— Это отнюдь еще ничего не значит. Потому поспешите. Мы выпили чайку и дружески расстались.

В течение месяца методически набирал я номер телефона Кардиоцентра. Секретарь ровным голосом отвечала: «Юрий Никитич очень занят. Звоните в следующий раз».

Я не гордый. Но с каждым звонком энтузиазм мой слабел. С первым снегом почувствовал в душе тревожную пустоту. В этом состоянии и отстучал на машинке несколько строк. Закончил послание так: «Прошу возвратить стенограмму беседы. Судя по всему, нашему интервью еще не время для публикации».