Array Белобров-Попов - Русские дети (сборник)

— Я думаю, — почему-то шёпотом сказала Соня Голубева, — что осёл и бык на этих картинах — для уютности.

— Почти! — возликовал Пал Тиныч. — Они согревали своим дыханием младенца.

— А почему она вообще в таких условиях рожала? — строго спросила одна из Крюковых, кажется Настя.

Пал Тиныч начал рассказывать про царя Ирода, показал Гвидо Рени, Ди Джованни — избиение младенцев. Большой серьёзный заговор, в который поверил один лишь Иосиф.

Дети молчали, Вася подбрасывал в воздухе карандаш — он всегда что-то подбрасывал, говорил, это помогает ему думать. Он даже на физру ходил с карандашом, и Махалыч боялся, что кто-то из детей напорется на него глазом.

— Жалко младенцев, — всхлипнула вдруг Даша Бывшева.

А Даша Крюкова подошла к Пал Тинычу, когда он уже отпустил весь класс, и спросила шёпотом:

— А дальше что было?

— Ты знаешь, Даша, что было дальше. Иисуса Христа распяли. Убили.

— Так этот Ирод его всё-таки нашёл? — гневно вскрикнула девочка, и Пал Тинычу вдруг стало стыдно, что он считал её гарпией.

— Можно и так сказать.

Он занимался с седьмым «А» три месяца — дополнительный урок каждый день, и никто не ворчал. Даже Голодец в конце концов сменил гнев на безразличие — иногда и он прислушивался к рассказам Пал Тиныча. История, литература, география, музыка — без сокращений и ограничений. Для администрации у Пал Тиныча, если что, была легенда — они готовят сюрприз к Новому году. Как выкручиваться, историк ещё не решил.

В середине декабря седьмой привычно завалился в кабинет истории, и Вася МакАров уже подпёр рукой щёку, приготовившись слушать, как вдруг дверь открылась, и на пороге появилась Кира Голубева. Она была в чём-то чёрном и опасно узком. Одно лишнее движение, и что-то чёрное лопнет по швам.

— Мама, ты мне обещала! — закричала Соня.

— Я обещала сделать всё для того, чтобы ты получила хорошее образование, — сказала Кира. Каждое слово отмерено, как лекарство, которое дают в каплях. — Давно хотелось мне поприсутствовать на ваших дополнительных занятиях, Павел Константинович, не возражаете?

— Нет. Пожалуйста.

— И не только мне, — уточнила Кира. За ней в класс вошло ещё несколько родительниц — Тиныч заметил Крюкову. С ними шла директриса Юлия Викторовна, Окса, даже Диана была здесь, смотрела в пол, как будто боялась запнуться.

Дамы расселись на задних партах, «на Камчатке», как говорили в пору детства Пал Тиныча. Кто-то просто стоял в проходах — массовка, хор, кордебалет. Сегодня, по заказу Васи МакАрова, была тема — сюрреализм. Вася изменился в последнее время: он знал многое из того, что рассказывал учитель, но теперь он мог знать это на законных основаниях. А не потому, что выскочка или задрот.

Кира Голубева засопела, уже когда на электронной доске появился первый слайд — вполне безобидный Дали.

— Скажите, Павел Константинович, а это есть в программе? — громко спросила она с задней парты.

— Нет, — ответил Тиныч. — В программе уже вообще почти ничего не осталось.

— Поняла, — сказала Голубева. — Вы считаете, мы должны быть вам благодарны, что вы тут насмерть пугаете наших детей рассказами про смерть? Соня не могла уснуть после вашего Данте целую неделю, я даже водила её на специальный тренинг!

Вася МакАров неприлично хрюкнул, а Соня заплакала.

— А вы, Кира Сергеевна, разве не говорили с дочкой о том, что смерть существует?

— Это решать мне, а не вам! — взвилась Кира Голубева. Взвилась, как кострами — синие ночи или как соколы — орлами, честное слово. Диана напряжённо рассматривала какой-то рисунок на столе, и, поскольку стол принадлежал отсутствовавшему сегодня Карпову, рисунок был, скорее всего, неприличный.

— Заканчивайте, Юлия Викторовна, — буднично велела Голубева и пошла прочь из класса, подцепив на ходу дочь за руку — как будто портфель. За ней потянулись все остальные, вначале родители, потом учителя, потом — дети. Первым вышел Голодец, за ним шествовали временно осиротевшие вассалы Карпова, Даша Бывшева и сёстры Крюковы… Катя Саркисян поплакала, но ушла вместе со всеми. Только МакАров по-прежнему полулежал на своей парте, пока учитель не попросил его — пожалуйста, Вася, уходи и не волнуйся за меня.

— Я и не волнуюсь, — окрысился Вася. Хлопнул дверью.

Пал Тиныч остался в кабинете один, с интерактивной доски на него смотрел страшным взглядом Сальвадор Дали. А потом позвонила Рита.

— Во-первых, приехал Артём, — сказала она. — С девушкой, которая по-русски знает два или три слова. Во-вторых, мне звонила твоя подруга — Диана, кажется. Сказала, что у вас всё кончено и чтобы я подавилась. Это вообще как, нормально, ты считаешь?