— У меня к вам разговор, друзья, — сказал историк.
— А за сиги ругать не будете? — удивился Карпов.
— Буду, — обещал Пал Тиныч, — но в другой раз.
Миша достал из кармана коробочку «Тик-така», потряс ею над каждой ладонью, после чего Пал Тиныч, как крысолов, вывел детей из кустов.
— Иван, жди меня, — велел Карпов водителю, сидевшему за рулём очень новой и очень красивой машины — марка её была Тинычу неведома. Его автомобильное развитие, а главное, интерес к подобным вещам остановились где-то на стадии «жигулей», в раннем детстве.
Пятидесятилетний на вид Иван послушно кивнул. Он был маленький и краснолицый — голова над рулём, как на блюде.
— Вы куда это? — возмутилась Даша Бывшева. Она и Крюковы как раз завершили обед — на траве, под ногами у них валялась гора конфетных обёрток и три баночки из-под колы.
— Если уберёте за собой это свинство, можете пойти с нами, — сказал историк, не оборачиваясь.
Сзади сначала зашуршало, потом затопало — гарпии неслись следом, заинтригованные.
Класс ещё не успел разъехаться, Пал Тиныч собрал почти всех в своём кабинете и спросил:
— Кто из вас знает, кем был Макбет?
— Это герой Лескова, — предположила отличница Катя Саркисян.
Пал Тиныч вздохнул. Всё это будет значительно сложнее, чем ему казалось. И зря, наверное, он пошёл с Шекспира. Ещё и с Макбета.
— Входят три ведьмы, — начал Пал Тиныч. Дети молчали, слушали, но не так, как Артём. Катя Саркисян была очень вежливой и не хотела перечить учителю. Остальные мучились, скучали, даже Вася смотрел на историка каменными глазами. Пал Тиныч волновался, забывал детали — получалась не высокая трагедия, но повесть, которую пересказал дурак.
— Зачем вы нам это рассказываете? — спросил еврейский атлет Голодец в том месте, где явился призрак Банко.
А Вася, предатель, стал издеваться, изображая:
— Я призрак Сбербанка!
Пал Тиныч ничего не ответил ни ему, ни Голодцу — рассказывал дальше, и постепенно к нему вернулась память. Целыми строками:
Лишь сыновей рожай. Должна творить
Твоя неукротимая природа
Одних мужей!
— Это к ЕГЭ, что ли? — осенило практичного Голодца.
Но Пал Тиныч не ответил — он всё тащил и тащил детей за собой во тьму Шотландии, где королева не может смыть с рук кровавые пятна.
Про пятна понравилось даже Карпову.
— Так-то нормально, — снизошёл он. — А зачем нам это, Пал Тиныч?
Лишь после финальных слов Пал Тиныч объяснил — он теперь будет каждый день рассказывать седьмому какую-то историю. Про ад, например. Или про белого кита. Хотят они про белого кита?
— Лучше про белого китайца, — пошутил Вася МакАров, и Тиныч опять не понял, о чём речь.
Седьмой «А» ушёл в недоумении. Вася задержался рядом со столом учителя и почему-то шёпотом спросил:
— Полтиныч, я знал, кто такой Макбет. Но если бы признался при этих быдлах — они бы меня затралили.
— Я понимаю, Вася. Не переживай.
Пал Тиныч и раньше усложнял свои уроки — он давал русскую историю, которая шла по программе, параллельно с европейской. Ему хотелось, чтобы у детей было объёмное представление — три дэ , как сказал бы Вася. Теперь же он превращал каждую встречу с детьми в ликвидацию чёрных дыр и белых пятен — по крайней мере, в седьмом, своём экспериментальном, как он его называл про себя, классе. Он старался впихнуть им в головы всё, что упало с корабля — и пошло на корм рыбам. Все ценные знания, принесённые в жертву самодеятельности, тестам, Интернету и заговору — или, по крайней мере, то, что он мог рассказать.
— Всё это есть в Сети, — недоумевал Голодец, но Миша Карпов, которому чрезвычайно понравился Данте в вольном пересказе Пал Тиныча, заткнул его встречным вопросом:
— А ты, Гошан, будешь читать это в Сети?
Пал Тиныч освоил наконец, на радость директрисе, интерактивную доску и показывал семиклассникам репродукции великих картин — группировал не по мастерам, а по сюжетам, чтобы было интереснее. И понятнее.
— Рождество, видите? Младенец Иисус в яслях. Да, Вася, это тоже называется ясли . И обратите внимание — вместе с Марией, Иосифом, пастухами или волхвами (это волшебники, Вася) на каждой картине — осёл и бык.
Электронная указка тычет в Боттичелли, Дюрера, Брейгеля-старшего и художника, чьё имя звучит как у голливудского актёра — Ханс Бальдунг Грин. И вправду, всюду эта парочка — осёл и бык. Зачем они здесь?
— Это мы зачем здесь? — продолжал сердиться Голодец, и Карпову пришлось швырнуть в атлета учебником истории. Попал!
Читать дальше