Ирина Дудина - Богема с Невского проспекта

Елисеевский работал до 11 часов, и когда нашей компании не хватало вина, самые быстрые отправлялись туда, чтобы успеть купить ещё пару бутылочек до закрытия. Мы обычно покупали пару бутылок сухого и печенье — этого хватало на компанию из 10 человек. Но когда моим мужем стал художник, он приучил нас к портвейну и в больших количествах. Однажды мы купили портвейн в Елисеевском, но он оказался странным, от него наши языки стали красно-чёрного цвета. В Елисеевском продавцы стали объяснять нам, что это винный камень выпал в осадок, но почему-то портвейн у нас забрали и деньги вернули.

В 1997 году мы с Сашей купили квартиру в доме № 2 на углу Пушкинской улицы и Невского проспекта. На противоположном углу Пушкинской в доме № 1 находился тогда большой супермаркет для «взрослых людей», торговавший дорогими, в основном иностранными, продуктами, напитками, хозяйственными мелочами и, что важно, работавший до 11 часов вечера. Вежливость продавцов, а также рекламные дегустации то кофе, то спиртных напитков создавали ложное ощущение окончательной победы капитализма на данном отрезке Невского проспекта. К сожалению, магазин этот вскоре закрылся — теперь там торгуют плохими иностранными ботинками.

Для меня Невский — это его гранд-дамы, с которыми меня свела судьба в конце 20 века. Одна из них носила царское имя, божественное отчество и голубиную фамилию — звали её Тамара Аполлоновна Таубэ. Была она певицею, и жила на Невском 106. Мне в очередной раз потребовался съёмный угол, и Тамара Аполлоновна благосклонно предоставила мне комнату за 100 ам. д., на мой лепет о том, что, мол, дороговато, гордо заявив: «Это, милый мой, Невский!». Кроме того, были оговорены табу: в комнате не курить и «не водить». Я, конечно, потихоньку всё-таки «водил», но с оглядкой, тайно, и это придавало особый аромат конспиратизма моим банальным интрижкам. Будучи коллегами, хоть и разошедшимися во времени (Тамара Аполлоновна прекратила концертную деятельность на исходе 60-х из-за несчастного случая — незаземлённый микрофон одарил её электрошоком), мы быстро нашли общий язык. Обнаружив в моём лице благодарного слушателя, Т. А. доставала порой свои грампластинки, и мы слушали их шелестящее:

А потом шли рассказы о том, как на гастролях в Перми во время войны её арестовали по обвинению в шпионаже на немцев (фамилия) и прямо после концерта увезли в камеру, где какой-то «субъект» домогался попеременно признаний то в измене Родине, то в любви к нему. Не добился ни того, ни другого. О том, как разбросала их с сыном война, и лишь спустя годы она обрела его вновь. О том, как перед боем расписалась с лётчиком, «чтобы не огорчать его», и забыла об этом — «ведь шла война, я даже не знала, жив ли он, где, а он после войны писал мне письма, умолял вернуться, бедный, да куда там, у меня уже была семья…». Фотографировать себя она запрещала, и сохранились у меня на видеозаписи только стены с афишами полувековой давности, да кассета с несколькими песнями.

Самое интересное, дом Голландской церкви, в котором я работаю, всегда сохранял одну и ту же функциональную конфигурацию, независимо от смены хозяев и властей. В левом крыле торговали книгами (там сейчас магазин «Военная книга»), в правом выставляли свои картины художники (в 19 веке располагалось Общество поощрения художников). К тому же на 1 этаже была фотоконтора, а наш Культурный центр тоже начинал свою деятельность с фотовыставок. Голландцам этот кусочек Невского был пожалован ещё Петром 1, и они всегда части своего Голландского дома сдавали в аренду. У нас сейчас в Голландском доме живёт привидение. Говорят, это бывший голландский священник, работавший здесь в церкви в начале 20 века. Потом он был отозван на родину, там и умер, но после смерти его душа, очевидно слишком любившая это место, переселилась сюда. Все работники: и библиотекари, и охранники и я сама, мы не раз слышали странные постукивания, сами по себе, без сквозняков, тяжёлые двери вдруг открываются и закрываются… Некоторые называют это привидение «бомжик Вовик», но мне кажется это неуважительным.

Когда 18 февраля 2004 года у нас произошёл пожар, всё как-то очень удачно обошлось, без жертв. Ко мне пришла подруга, директор одной гимназии, которой исполнилось 10 лет. Мы собрались выпить шампанского, но тут страшно завыли противопожарные сирены. «Наверное, 5 человек одновременно курят на лестнице», — подумала я. Но это был пожар.