Юрий Гирченко: Армия Государства, которого нет

Но это было раньше, когда по городу ездил патруль внутренних войск. Теперь же вэвэшники были выведены, а наш патруль отменен. Но, знаете, привычка – дело устойчивое. И вот, по привычке наши ребятки и пошли за сигаретами налегке.

Подошли к одной ''точке'', а она закрыта. Подошли к другой ''точке'', все с тем же успехом. Вот так и добрались они до центра города, к ''Дому чая''. Была в Агдаме такая трехэтажная чайная. Здание очень красивое, и можно с полной уверенностью сказать, что ''Дом чая'' был достопримечательностью не только местного масштаба. Это заведение стояло напротив местной мечети.

Купили сигареты в ближайшем ларьке и закурили.

Вдруг из ''Дома чая'' вываливает вооруженная толпа азербайджанцев, человек двадцать, и сразу направляется к нашим лейтенантам. Угрожая оружием, прижали их к стене чайной.

После этого один из азербайджанцев, наверное, самый главный, начал произносить тираду на повышенных тонах о том, что все военные помогают армянам, потому что все военные христиане и не любят мусульман – азербайджанцев.

Да, действительно двое наших офицеров были славяне: русский и белорус. Но третий, старший лейтенант Ялубеков, был казах. Он начал убеждать вооруженных джигитов, что они заблуждаются, что сам он мусульманин, и что ничего плохого никто не хотел делать, просто за сигаретами пришли.

Азербайджанцы немного приутихли. И не знаю, чем все закончилось бы, но тут к ''Дому чая'' подъехали ''Жигули'' и из них вылез старший лейтенант милиции, участковый именно того района города, где находилась наша часть. Милиционер поговорил с мусульманскими ''героями'', и те расступились, давая возможность пройти нашим ребяткам. Но все же напоследок кто-то из джигитов сильно ударил в ухо лейтенанта – белоруса.

Участковый посадил наших лейтенантов к себе в машину и повез в часть.

Когда '' Жигули'' уже приближались к воротам жилого городка, я выходил с КПП части, и направлялся домой.

Машина остановилась у ворот, наши офицеры вышли из нее, попрощались с участковым и отправились в общежитие.

Из окна ''Жигулей'' высунулся участковый и прокричал:

– Толик, здравствуй!

– О! Привет, Вагиф! – ответил я и подошел к машине.

– Толик, садись в машину. Посидим, покурим, – предложил участковый.

Я сел в машину и закуривая сигарету, спросил:

– Слушай, а что это ты лейтенантов привез – каких-то, вроде, взъерошенных?

– А, ничего. Просто сцепились с боевиками.

– Вот как! А они ведь сейчас у вас бойцами национальной армии называются. А ты так грубо про героев.

– Какая армия, Толик? Армия – это те, что за свободу и независимость борются, а это просто уголовники. Причем, не местные уголовники, – проговорив это, он сплюнул в окно.

– А откуда они? – задал я вопрос.

Вагиф тяжело вздохнув, сказал:

– Вспомни, Толик, как раньше было хорошо! Ты же давно здесь, да?

– С восемьдесят седьмого года. А в восемьдесят восьмом звездочки мои майорские обмывали. Неужели забыл?

– Ну что ты, как можно забыть! Хорошее время было. И люди были не злые.

Я, делая очередную затяжку, посмотрел на него. А он, еще раз вздохнув, продолжил:

– Сейчас сюда много народа приедет. На армян будут идти.

– Но, зачем? – спросил я.

– Они наш народ из Карабаха выселяют.

– Но и вы их выселяете.

– Да, и будем выселять. И это уже не остановишь.

– Но кому это нужно? А договориться нельзя?

– Странный ты Толик, и невнимательный. Простому народу это не нужно. Ты по трассе из Агдама в Степанакерт ездил?

– Приходилось, несколько раз.

– А если ездил, то все-таки видел, что с левой стороны дороги от Аскерана до самого Ходжалы мак посеян.

– Так, ты думаешь это…

Вагиф, не слушая меня, продолжал:

– И кто-то очень любит булки с маком. А точнее мак с этих булочек.

– Нет, Вагиф, скорее ''капусту'', которую за этот мак получают.

Я затушил сигарету и спросил:

– А ты не ошибаешься, ты уверен в этом?

Вагиф посмотрел на меня, и произнес:

– Нет, Толик, я ни в чем не уверен. Я просто так подумал.

– Что-то ты темнишь, – сказал я, пристально посмотрев на участкового.

– Извини, мне пора ехать, – ответил он и завел мотор.

Я вылез из машины и, попрощавшись, зашел в ворота жилого городка. А Вагиф поехал по своим делам.

То, что сказал участковый, вызвало у меня какое-то странное чувство. Первое впечатление – потрясение. Затем, я стал думать. Думал до самого вечера. Думал не так, как думают философы, выискивающие всевозможные причины и делающие сногсшибательные и никому ненужные выводы ни из чего. Я просто сопоставил ряд фактов и пришел к выводу, что слова Вагифа, скорее всего, преувеличение. Гротеск, так сказать… За годы моей службы в Азербайджане как-то влезло в сознание одно наблюдение. А заключалось оно в следующем: умные и образованные азербайджанцы, я имею ввиду только образованных и умных, весьма склонны к артистизму. И если бы этот гротеск проявлялся только на сцене театра, то все было бы прекрасно. Но очень часто их преувеличения встречаются в повседневной жизни. Постороннему человеку это бросается в глаза. Примеров этому множество, но остановлюсь только на одном. Как-то, еще летом 1989 года, я возвращался из Баку в Агдам на поезде Баку – Степанакерт. Поезд этот уже в то время до Степанакерта не доходил, только до Агдама. А мне дальше и не нужно. Так вот, еду в поезде. Со мной в одном купе едет такой солидный, в пиджаке и галстуке азербайджанец. За время дороги мы разговорились. Оказалось, что работает он на одном из заводов республики заместителем главного инженера. Общаться с ним было интересно, рассказывал он очень любопытные вещи. Одна из тем разговора была: в здоровом теле – здоровый дух… Но тут кто-то с пригорка бросил камень по нашему вагону, и он, разбив со звоном стекло, влетел в наше купе… Что тут началось! Мой собеседник, активно ведущий здоровый образ жизни, постоянно занимающийся спортом, выдерживающий, с его слов, большие физические нагрузки, картинно рукой схватился за сердце. Затем, поинтересовался у меня: нет ли валидола? Я ответил, что такого не имею. Тогда мой попутчик вскочил, выбежал в коридор и стал кричать на весь вагон, что какие-то бандиты разбили окно в его купе, а он сам сердечник и у него уже был инфаркт, и передвигается он с трудом, и что волноваться ему нельзя, а то может умереть… Вот так! Но это только пример.