– Да кому какое, на хрен, дело до этой хреновой столицы, – сказал Конджерс.
– Вернон, ты мне эти штучки брось, – продолжал проводящий допрос инквизитор. – Такие вещи нужно знать. Ты ведь теперь человек публичный. Ты должен подумать хотя бы о том, что напишет о тебе эта хреновая пресса. Вот представь, подходит к тебе какой-нибудь мудила-журналист и начинает задавать вопросы. Что ты ему сможешь ответить? Да ни хрена толкового! Здесь тебе не школьный спортлагерь, малыш, здесь играют по-серьезному!
Сдержанный, но отчетливо слышный смех раздался в зале. Глаза Конджерса налились гневом, и чувствовалось, что он в любой момент готов перейти в контратаку.
Но Чарльз не унимался.
– Географию знать надо, парень! Поди купи себе карту или глобус, а если для тебя это слишком сложно, смотри иногда телевизор, там можно найти исторический канал или еще чего-нибудь в таком роде. Вот вдруг спросит тебя мамочка, куда, мол, тебя занесло, а ты и ответить ей не сможешь!
Взрыв уже не скрываемого хохота. Конджерс отвел глаза от Чарльза и внимательно, словно прицеливаясь, посмотрел на остальных.
– Да пошел ты на хрен, – наконец сказал он и отсел подальше – в самый дальний угол небольшой комнаты, выделенной в Фиске-Холле специально для обязательных по расписанию самостоятельных занятий игроков баскетбольной команды. Это время соблюдалось в распорядке дня неукоснительно, но весьма формально: каждый вечер после ужина они два часа валяли дурака в этой аудитории.
Решив, что Конджерс смирился с поражением, остальные рассмеялись с еще большим удовольствием. Джоджо предпочел промолчать и не демонстрировать своего отношения к происходящему. Он даже порадовался, что сел в противоположном от Конджерса углу класса, вне поля его зрения. Джоджо испытывал смешанные чувства. С одной стороны, приятно было позлорадствовать над тем, как «опустили» его молодого и наглого соперника, но на этот раз Чарльз зашел уж слишком далеко. Все эти приколы в стиле негритянского гетто были явно им спародированы, причем в самой обидной для первокурсника манере. Хуже того, Чарльз позволил себе затронуть самую чувствительную для Конджерса струну – шутить с парнем, задевая его маму, было, прямо скажем, не слишком корректно. Конечно, это была только шутка, и Чарльз не сказал о матери Конджерса ничего плохого, но если подумать (а уж Конджерс-то наверняка хорошо подумает над каждым словом), он по-своему оскорбил ее, предположив, что она толком не знает, где учится ее сын и тем более – где находится Дьюпонтский университет. Джоджо за свою жизнь пообщался с чернокожими подростками вполне достаточно, чтобы уразуметь раз и навсегда: в их разговорах и перепалках тема матерей была запретной. Затронуть ее – означало перейти от дружеских приколов к серьезной ссоре, грозящей вылиться в драку. А такие парни, как Конджерс, особенно болезненно воспринимали эту тему. Джоджо пока что не очень-то подробно был посвящен в биографию новичка, но в общих чертах представлял ее себе как типичный случай мальчишки, которого вырастила мать-одиночка в похожем на гетто пригороде Нью-Йорка, называвшемся, если он правильно помнил, Хэмпстедом. С другой стороны, Чарльз вырос совсем в иной социальной среде и в семье с другим уровнем достатка. До Дьюпонта он жил в весьма благополучном пригороде Вашингтона, его отец был начальником какой-то там службы безопасности в Госдепартаменте, а мать преподавала английский язык в тамошней школе.
Конджерс сел за стол-парту и – ба-бах! – изо всех сил грохнул папкой о крышку, словно желая прибить надоевшую муху. Несмотря на свое мальчишеское лицо, он был намного крупнее и явно сильнее Чарльза. В нем было шесть футов девять дюймов росту, вес зашкаливал за двести сорок фунтов; от природы плотный и ширококостный, Конджерс к тому же успел немало поработать над собой в спортзале. Чарльз был на три дюйма ниже ростом, и несмотря на все усилия Бешеного Пса – тренера по силовой подготовке, работавшего с ними в «качалке», то есть в тренажерном зале, – оставался довольно худощавым. У него были тонкие черты лица, и он наверняка был фунтов на сорок легче Конджерса. С точки зрения Джоджо, в первую очередь следовало рассматривать именно физические кондиции. Конджерс и так уже на взводе, и если спровоцировать его еще буквально одним приколом, – все может случиться…
В учебном классе все шло как обычно – то есть если человек не обладал такой способностью сосредотачиваться, как Чарльз Бускет, то о всякой самостоятельной подготовке и вообще учебе можно было забыть. Ребята развлекались как могли. То и дело кто-нибудь рыгал, а то и изображал пуканье, кто-то шепотом выдавал очередную шуточку, от которой все заходились в приступе смеха, кто-то исподтишка запускал в качестве метательных снарядов конфеты или еще как-нибудь бесился. Помощник тренера Брайен Глациано восседал в кресле на возвышении перед классной доской, лицом к студентам-спортсменам, поскольку в его обязанности входило следить за тем, чтобы они пялились в книжки, и поддерживать хотя бы относительный порядок. Но что он мог сделать? Брайен был молодой, белый и представлял собой практически полное ничтожество по сравнению с элитными игроками, за которыми был приставлен надзирать.
Читать дальше