Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Для всех членов баскетбольной команды это выражение было, пожалуй, единственной формулой вежливости и эвфемизмом, используемым взамен – или в преддверии – еще более прямого и откровенного вопроса: «Не хочешь взглянуть на мою комнату?», который, в свою очередь, тоже был всего лишь формальностью, выполнив которую, можно было смело положить руку ей на плечи и повести куда нужно. Джоджо вдруг живо представил себе Майка, который подходит к той самой пышноволосой блондинке и предлагает осмотреть его скромное жилище… нагло, вульгарно, но ведь заводит, черт возьми…

Девушка продолжала молча смотреть на него.

– Ну… что скажешь? Сходим куда-нибудь?

В первый раз она разомкнула губы.

– Я не могу. – С этими словами девушка повернулась и быстрым шагом пошла прочь.

– Эй! Да подожди ты! Ну прошу же, эй!

Она остановилась и снова оглянулась, вопросительно глядя на него. Джоджо попытался придать своему взгляду как можно больше теплоты, дружелюбия, понимания и даже – кто бы мог подумать! – нежности и негромко спросил:

– Не можешь – или не хочешь?

Она опять отвернулась, потом резко шагнула ему навстречу. Тоже негромким, слегка дрожащим голосом девушка спросила:

– Ты же знал ответ на вопрос, который задал мистер Левин, правда?

Джоджо просто онемел.

– Но почему-то ты решил свалять дурака.

– Ну… понимаешь… ты еще скажи…

Вновь хрипловатый тихий вопрос:

– А почему?

– Ну, знаешь, я хотел сказать… ют черт… да я и не собирался… – Джоджо еще продолжал усиленно ворочать мозгами, пытаясь подыскать подходящий, и главное, честный ответ, а незнакомка уже заспешила в сторону библиотеки.

Он окликнул ее:

– Эй, послушай! Увидимся на лекции на следующей неделе!

Девушка замедлила шаг, чтобы бросить через плечо:

– Меня там не будет. Я больше не буду слушать этот курс.

Джоджо пришлось почти кричать ей вслед:

– Это еще почему?

Ему показалось, что в ее ответе он разобрал что-то вроде «для всяких болванов» и «французский по туристскому разговорнику».

Джоджо молча продолжал смотреть ей вслед. Он был просто потрясен. Да кто она такая, черт подери? Эта девчонка не только начисто отвергла его приглашение, не только не пришла в восторг от возможности познакомиться с самим Джоджо Йоханссеном, но еще и практически в открытую назвала его болваном… дураком… полным идиотом!

Ну ни хрена себе… Знакомое, но слегка подзабытое чувство азарта, сопровождающееся приятным и одновременно чуть болезненным покалыванием в паху, охватило его.

На следующий вечер, незадолго до ужина, Вэнс с невероятно мрачным и серьезным выражением лица завел Хойта в пустую бильярдную комнату, встал перед ним, сложив руки на груди, и заявил:

– Хойт, нам надо серьезно поговорить обо всей этой хрени.

– О какой еще хрени, Вэнс?

– Сам знаешь, какую хрень я имею в виду. Хрень губернатора Калифорнии. Думаешь, все это до хрена смешно? А я вот не думаю. Смотри, как бы нам обоим не охренеть от этого. И знаешь, почему?

«Да знаю я, старина Вэнсерман, – подумал про себя Хойт. – Чего ж тут не знать-то. Ты просто в штаны наложил со страху, вот и все». Выжидая, пока Вэнс наконец заткнется, Хойт задумался…

…Задумался о чем-то очень важном. «Твари дрожащие и право имеющие…» Все как в раннем европейском Средневековье. Этот курс читал им старенький, весь сморщенный еврей по фамилии Кроун – по крайней мере, Хойт считал, что так его зовут. У этого профессора был на редкость монотонный и заунывный голос, под который засыпали даже самые прилежные отличники. Но было у Кроуна одно невероятно ценное с точки зрения большинства студентов качество: получить у него зачет не составляло никакого труда Хойт не настраивался на серьезное отношение к его лекциям, но сам немало удивился, когда эти лекции поразили его воображение. Парень, сам того не желая, испытал то чувство, против которого всегда старательно боролись цинично настроенные члены братства Сент-Рей: это было чувство, выражаемое простым коротким восклицанием: «Вот это да!» Оказывается, в раннем Средневековье, если верить старому Кроуну, в обществе существовало всего три типа людей: воины, духовенство и рабы. Так было везде – в Китае, Аравии, Марокко, Англии – повсюду. В девяносто девяти случаях из ста человек, становившийся вождем того или иного народа, принадлежал к классу или касте воинов и проводил большую часть жизни в походах и сражениях. В последнем, сотом случае этот человек был высшим представителем местной религии. Например, Мохаммед был одновременно воином и высшим духовным лицом. Примерно то же самое можно сказать и о Жанне д'Арк. Вся остальная масса населения принадлежала к той или иной категории рабов, как бы их при этом ни называли: крепостными, вольноотпущенниками, пусть даже формально свободными землепашцами… Сюда же относились всякого рода артисты, поэты и музыканты, которые в те времена и существовали-то лишь потому, что воинам нужно же было как-то развлекаться. В Библии, если верить старине Кроуну, подробно описывается судьба царя Давида, который родился рабом, но вышел на поединок с филистимлянским чемпионом по индивидуальной борьбе – Голиафом. Когда Давид, вопреки всеобщим ожиданиям, победил своего противника-гиганта, он стал величайшим воином Израиля. Он оказался при дворе царя Саула, а когда старый правитель умер, сам взошел на трон, обойдя при этом Ионафана – родного сына Саула.