Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Пробуждение оказалось не из приятных – резкое и неожиданное. Раздался стук открывшейся двери, и на стеганое одеяло упал луч яркого света. В комнату ворвались тяжелый синкопированный ритм и чей-то хриплый голос. Неужели здесь слушают рэп? А времени-то сколько? Шарлотта приподнялась на локте и посмотрела в сторону двери. В этот момент…

– Эй, подруга, чо валяешься-то?

В дверном проеме она разглядела силуэт долговязого парня в футболке на вырост и мешковатых брюках. У него была длинная шея и густые кудрявые волосы, свисавшие на уши. В вытянутой руке, почти рядом с ее головой, он держал предмет, легко определяемый даже в полумраке, – пивную бутылку.

– Я тебя это… разбудил?

– Да…

Шарлотта еще не вполне пришла в себя и не нашла никакого достойного ответа на этот дурацкий вопрос.

– Визит вежливости, подруга. Спокойной ночи пожелать зашел. – Парень поднес бутылку ко рту и сделал хороший глоток. – Ха-ха-ха.

– Я вообще-то хотела поспать, – слабым голосом заметила Шарлотта.

– Да все путем, можешь дрыхнуть, – заявил парень. – Можешь не извиняться, хрен с тобой, прощаю. – Тупо ухмыльнувшись, он задергался в такт музыке и завопил: – Ого-го-о-о-о, ого-го-о-о-о!

Шарлотта, по-прежнему опираясь на локоть, недоуменно глядела на него. Да что он тут делает?! Тяжелые басы становились все громче – да, это был рэп. Видно, кто-то в холле врубил музыкальный центр на полную мощность. Шарлотте пришлось кричать, чтобы стоявший на пороге парень услышал ее жалобный вопрос:

– А сколько… сколько времени?

Парень поднял левое запястье к самым глазам. Впрочем, разглядеть что бы то ни было он уже был не в состоянии.

– Щас… щас скажу… дай разобраться… щас… ну, кое-кому пора баиньки.

Из-за его спины, из холла, донесся оглушительный треск ломаемой мебели, сопровождаемый воплем кого-то из парней:

– Охренеть, ты же эту штуку вконец расхерачил!

Эти слова были встречены взрывом хохота. Рэп продолжал греметь.

Кудрявый парень оглянулся, затем снова повернулся к Шарлотте.

– Варвары, – сказал он. – Убивать таких надо. И убивать, я тебе скажу… уф-ф-ф, еще до церемонии посвящения…

На Шарлотту накатила волна злости, и, сев на кровати, она заорала что было сил:

– Я же тебе сказала, я спать хочу!

– Понял! – ответил парень, откидывая голову назад и выставляя перед собой руки, комично изображая беззащитность. – Ну ты сильна орать! Ладно, извиняй! – Преувеличенно шатаясь, он вышел в коридор и уже оттуда продолжил: – А я там даже не был! А там был совсем не я! – Он исчез в холле, распевая: – Ого-го-о-о-о, ого-го-о-о-о…

Шарлотта встала и захлопнула дверь. Ее сердце грозило разорвать изнутри грудную клетку. Интересно, а запереться изнутри можно? Впрочем, если и можно, то ведь Беверли еще не пришла. Шарлотта включила свет. На часах было десять минут второго. Она легла в постель и попыталась успокоиться и унять сердцебиение, прислушиваясь к доносившемуся шуму. «Никакого алкоголя в корпусах на Малой площади». Да ведь этот парень пьян в стельку, еле на ногах стоит! И это уже третий пьяный парень, которого она встретила с того момента, как ассистент-воспитатель торжественно объявила, что пить в общежитии запрещено. Можно не сомневаться, что эти трое – далеко не единственные, кто нарушил запрет. Шарлотта ужасно испугалась, что сегодня ночью вообще не сможет заснуть.

Прошел, наверное, час, пока грохот и крики наконец-то стали стихать. И куда запропастилась эта Беверли? Шарлотта лежала, глядя в потолок, потом глядя в окно, повернулась на один бок, затем на другой. Дьюпонт. Она думала о мисс Пеннингтон. Она думала о Чаннинге и Реджине… Волевое, мужественное лицо Чаннинга с такими правильными чертами. Реджина была девушкой Чаннинга. Лори рассказывала, что у них уже «было все». О Чаннинг, Чаннинг, Чаннинг. Сколько времени прошло, Шарлотта не знала, потому что все-таки уснула, думая о Чаннинге Ривзе с такими правильными чертами волевого, мужественного лица…

Большинство из них не виделись друг с другом все лето, занятия же начались только сегодня утром, но все ребята в общежитии Сент-Рей уже погрузились в состояние апатии, близкой к полному отключению мозгов. Начало учебного года, первый день занятий – вечер понедельника всегда оставался самым тихим и спокойным в еженедельном цикле светской жизни Дьюпонта.

Из большой гостиной доносился звук игры в «четвертаки». Скрытый смысл этой игры сводился к тому, чтобы выпить как можно больше пива. Все остальное заключалось в том, чтобы сделать это времяпрепровождение как можно более веселым и разнообразным. Правила же были таковы: студенты рассаживались вокруг стола более или менее правильным кругом, и каждый ставил перед собой большую прозрачную пластиковую кружку пива. Затем каждый ставил на ребро четвертак – монету в двадцать пять центов и щелчком большого пальца старался забросить ее в чью-нибудь кружку. Если трюк удавался, тот игрок, в чье пиво опускалась монета, должен был запрокинуть голову и залпом выпить все двадцать унций пенистого напитка. Помимо этого, еще одна кружка стояла в центре стола. Если удавалось забросить монету в эту мишень, пиво пили все сидевшие за столом, кроме того, кто «подавал». Понятно, что если игрок промахивался, то кружка пива доставалась ему самому. Излишне упоминать, что столы в этой комнате – замечательные старинные деревянные столы, находившиеся тут с того самого дня, когда этот храм знаний был построен и впервые меблирован (а это случилось еще до Первой мировой войны), не только насквозь пропитались пивом, но и были иссечены следами от падающих монет. По правде говоря, нынешним студентам трудно было поверить, что когда-то братство Сент-Рея было настолько богатым и в достаточной мере бескорыстным с точки зрения религии, чтобы оставить будущим поколениям не только шикарное здание, но и отличную, способную пережить самое жестокое обращение мебель. Они – первые студенты – тоже были люди неглупые и прекрасно понимали, что на их век в Дьюпонте хватило бы и куда менее прочной обстановки; так нет же, позаботились и о тех, кто придет им на смену.