Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

…И вот он уже двигает эти самые ягодицы взад-вперед, держа их все крепче, и она, повинуясь ладони Хойта, тоже стала двигать нижней частью тела взад-вперед… снова и снова…

Шарлотта решила не задумываться о том, что происходит и как назвать эти движения. Она огляделась. Все сент-реевцы, буквально все делали то же самое. Многие даже вспотели от напряжения. Шарлотта видела, как со лба Джулиана ручейками стекает пот – до того старательно он прижимался к Николь и «вел» ее в этом странном танце. Николь, впрочем, ничего не имела против и с удовольствием терлась о него нижней частью живота. В общем, куда ни кинешь взгляд – повсюду черные смокинги – белые рубашки – трущиеся животы… ни дать ни взять, черно-белые быки голштинской породы, танцующие эротический танец… Это сравнение заставило Шарлотту улыбнуться, потому что теперь она сама была внутри происходящего. Она прекрасно знала, что на самом деле никакие они вовсе не быки, а ранимые и уязвимые молоденькие бычки. Бедный Ай-Пи! Бедненький Вэнс! Каким уверенным в себе он казался, когда стоял в эффектной воинственной позе и оглашал зал своими торжественными речами и смешными каламбурами, – а на самом деле его уже давно вели на веревочке, как теленка, лишь иногда отпуская побегать, порезвиться и почувствовать себя диким бизоном. А держала веревку, конечно, Крисси. Некоторые из сент-реевских парней не просто терлись животами о животы партнерш, а энергично двигали бедрами, потрясая чреслами… интересно, знает ли кто-нибудь в этом зале, что такое чресла и имеет ли это слово единственное число… знает ли кто-нибудь, кроме Шарлотты Симмонс? В общем, они так сильно вжимались в своих партнерш, что чуть ли не отрывали тех от пола. Бу ритмично пыхтел под своей жировой оболочкой: «Уфф! Уфф! Уфф! Уфф!» Шарлотта рассмеялась.

– Что… тут… смеш-но-го? – Хойт был так увлечен делом, одной рукой прижимая девушку к себе, а другой, лежавшей на ягодицах, направляя движение ее бедер, что слова вырывались у него изо рта тоже в такт музыке, в ритме их общего с Шарлоттой движения.

Это развеселило ее еще больше.

– Ну… ну… что… что? – все так же прерывисто спросил Хойт.

– Ты не заметил? Настоящее стадо голштинских быков… – Шарлотта понимала, что он вряд ли имеет понятие, о чем речь, но как же это все-таки было смешно! – Голштинская порода, знаешь? Черная с белыми пятнами! Голштинские бычки в «бабочках»… – Это повлекло за собой новый взрыв смеха.

Хойт отреагировал на ее остроумную шутку вроде бы нелогично и вместе с тем предсказуемо. Если до этого хотя бы одна его рука лежала у девушки на спине, в обычной для бальных танцев позиции, то теперь он опустил ее ниже, так что обе его ладони оказались на ягодицах Шарлотты. Он стал прижимать их и всю нижнюю часть ее тела с такой силой, что Шарлотта непроизвольно включилась в этот безумный чувственный ритм. Вскоре его дыхание стало хриплым, а потом Хойт и вовсе запыхтел. Да, он был без ума от нее, опьянен ею – Шарлоттой Симмонс! Девушка откинула голову и посмотрела в лицо Хойту. Его глаза были закрыты. Все его существо – самое крутое из крутых существо во всем Дьюпонте – было охвачено сейчас только одним желанием: быть с нею, с Шарлоттой Симмонс! Потом одна рука Хойта вновь скользнула ей на спину, удерживая девушку, чтобы она не смогла отодвинуться от его тела, а другая ладонь нырнула под волосы, легла Шарлотте на затылок. Он чуть наклонил голову и поцеловал Шарлотту глубоким поцелуем взасос: не просто прижался губами к ее губам, но, казалось, хотел оторвать и проглотить их… и, конечно, его язык оказался у нее во рту. У Шарлотты мелькнула мысль, что, наверно, целоваться вот так на людях не слишком прилично, но практически в то же время она испытала блаженное чувство нужности и желанности: Хойт усыпил ее бдительность и вонзился своим языком прямо ей в рот, словно это был не язык, а он сам. Шарлотта непроизвольно подалась вперед и прижалась к нему еще сильнее – если это было вообще возможно, – и даже почувствовала металлическую пряжку его пояса… почему она такая большая?… Кусок металла вжимался в нее прямо через тонкое платье… впрочем, Шарлотте сейчас было не до этого. Поцелуй, казалось, будет длиться вечно. Ладонь Хойта перестала удерживать ее голову и заскользила по телу Шарлотты вниз, сначала по боку, вниз до подвздошья, потом вверх до подмышки, а потом к животу, затем еще ниже, до самой ложбинки, и снова вверх до груди, которую Хойт обхватил сбоку, там, где она не была прикрыта платьем, и притянул ближе к себе. Когда их губы наконец разъединились и гигантский, словно живший своей самостоятельной жизнью язык Хойта куда-то подевался из ее рта, Шарлотта почувствовала, что земля качается у нее под ногами. Окружающее пространство все развалилось на отдельные куски, словно мозаика: стадо черно-белых голштинских быков в «бабочках» трется, трется, трется, трется о своих первоклассных телок… Вспышка: Ай-Пи трется, трется не вместе с Глорией, а против ее воли; лицо у нее холодное, как у статуи, глаза смотрят в сторону под углом градусов сорок пять от издающего тяжелое пыхтение рта Ай-Пи… Кусочек мозаики: Вэнс трется, трется, трется, его губы зависли всего в дюйме от уха Крисси, больше он не властелин Сент-Рея, а мальчик, которого пасет, пасет, пасет, пасет, пасет Крисси… А в это время ищущая приключений рука Хойта скользнула туда… в то место… которое Анаис Нин назвала дельтой Венеры… и Шарлотта хотела, чтобы руки Хойта были там, хотела, чтобы он прижимал ее к себе, хотела, чтобы он вонзался ей в рот своим большим и круглым, как батон салями, языком, хотела, чтобы они это видели, все Крисси, Хиллари, все эти заносчивые девчонки-снобы с именами на «и»… пусть видят, что крутой парень… самый крутой… влюблен в нее… ей хотелось, чтобы это движение, этот танец, эта любовь продолжались вечно в этом мире, где земля под ногами кружится в темноте, а свет выхватывает маленькими белыми пятнышками лица стариков, которые стоят там наверху, на балконе, завидуя и сожалея.