Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Но не обманывала ли она себя, считая все эти свидания и поцелуи только проявлением жалости? Время от времени Шарлотта задавала себе этот вопрос. Правда же заключалась в том, что… она действительно хотела бы влюбиться в Эдама. Хотела – но не могла! Эх, а насколько легче стала бы тогда ее жизнь!

Однажды вечером Эдам пригласил ее в оперный театр Фиппс: это был не то концерт, не то танцевальное представление, не то перформанс – в исполнении некоей группы под названием «Рабочие фабрики обоняния». Шарлотта никогда ни о какой «фабрике обоняния» не слышала. Судя по всему, о ней вообще мало кто слышал. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что зал театра Фиппса был заполнен едва ли на четверть. Тем не менее Эдам прямо рвался туда пойти и уговорил Шарлотту. Сам он толком не знал, что там будет происходить, но ему где-то попалась на глаза хвалебная рецензия на спектакль этих самых «Рабочих». Ну, а в том, что любопытство Эдама на редкость заразительно, Шарлотта уже успела убедиться.

Рабочих со столь странной фабрики оказалось десять человек: шестеро молодых парней и четыре девушки. Все они были одеты в черные обтягивающие трико – даже те четверо, которые не могли похвастаться изящными фигурами; по ходу действия они время от времени накидывали сверху то черные свитера, то черные же жилетки с ярко-оранжевыми воротниками, но без пуговиц. Шестеро рабочих играли на разных музыкальных инструментах. В этом странном оркестре были две трубы, валторна, гобой, фагот и, само собой, ударные. Остальные четверо танцевали – в том стиле, который, как представляла себе Шарлотта судя по виденному в кино и по телевизору, назывался танцем модерн, – движения были похожи на гимнастические упражнения, только исполняемые пациентами сумасшедшего дома. Но самым странным на сцене оказались четыре огромных черных чайника с крышками. Каждый из них стоял на черных металлических ножках – два с одной стороны сцены и два с другой. Вместо ручек чайники были оборудованы целым набором рычагов, а к зрителям были обращены их четыре длинных изогнутых носика. Двое участников перформанса – по одному с каждой стороны – метались между подставленными под чайники жаровнями и время от времени орудовали рычагами. При этом из носиков в воздух выбрасывались облака пара, насыщенного самыми разнообразными запахами… мускус, сандал, свежая сосна, кедр, сыромятная кожа, роза, лилия, лайм, пропитанная ароматом водорослей морская пена и Бог его знает какие еще ароматы, уже не настолько ярко выраженные, но тем не менее раздражающие не только обоняние. Препятствовать смешению запахов, соответствующих разным танцевальным и музыкальным номерам, была призвана целая система приточных вентиляторов, вытяжек и особых «обонятельных нейтрализаторов». Что это такое, Шарлотта не знала, и ей оставалось только принять на веру то, что было написано в программке… Никаких нейтрализаторов она не увидела, хотя гул приточной вентиляции был прекрасно слышен, а сквозняк, образованный вытяжкой, очищавшей воздух между номерами, она ощущала собственной спиной. Следовало признать, что худо-бедно система работала, хотя, разумеется, и не безупречно. Вероятно, именно из-за этого не всегда удавалось достичь обещанной иррациональной гармонии танца с духовыми и ударными инструментами. Отнести музыку к какому-либо жанру или стилю не представлялось возможным. По крайней мере, Шарлотта была не в силах соотнести эти звуки хоть с какой-то системой классификации. Началось все с чего-то, отдаленно напоминающего католическую церковную музыку – однако при постоянном звучании на заднем плане ударных, – затем перешло в джаз, а после этого – в музыку диско, – по крайней мере, так прошептал ей на ухо Эдам. Потом гобоистка и фаготистка оторвали свои губы от инструментов и запели какой-то безумный текст в ритме диско (если верить Эдаму), но в сопрановой гармонии. «Это такая эволюция диско… я бы даже сказал, революция», – пояснил Эдам. Потом они некоторое время пели а капелла, а затем обе трубы и валторна заиграли что-то невообразимое, чему не знал названия даже Эдам, а из чайников вырвались целые гейзеры, насыщенные ароматом сандала, хотя запахи мускуса и корицы еще не успели выветриться…

Как мало, как мало, оказывается, нужно, чтобы человек полностью забыл о том, что происходит вокруг, и погрузился в мечты или воспоминания… В тот вечер нечто подобное произошло и с Шарлоттой… и не столько благодаря «Рабочим фабрики обоняния», их ароматам, музыке, танцам и пению, сколько просто потому, что она присутствовала на экспериментальном, авангардном, эзотерическом представлении. Это было нечто остро актуальное (такой термин Шарлотта впервые услышала на лекции по курсу современной драматургии). Да, это именно то, о чем говорила мисс Пеннингтон, когда уверяла скромную застенчивую девочку, что там, по другую сторону гор, ее ждет волнующий и интересный мир, что там она откроет для себя много нового, необычного, захватывающего и добьется больших успехов…