Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Шарлотта покачала головой и даже поморщилась. По всему было видно, что ей никак не удается подобрать подходящие слова, которые четко объяснили бы причину ее нежелания идти к Хойту вместе с Эдамом.

– Может быть… может, я ошибаюсь… но ты же сам говорил… нет, я правда очень благодарна тебе… и ему… но ты говорил, что хочешь написать большую, действительно сенсационную статью, и тебе нужна вся информация… А что, если сам Хойт будет против? Особенно если ты захочешь включить в статью и ту субботнюю драку? Понимаешь, я и так чувствую себя виноватой: все-таки два дня прошло, а я ему даже спасибо не сказала.

– Да ему нравится об этом говорить! Если б не нравилось, никто бы об этом вообще не узнал. Он этим гордится! – Эдам чувствовал, что его показавшаяся поначалу гениальной и в то же время простой идея не прокатывает, что он на глазах из гордого и благородного спасителя превращается в жалкого попрошайку. Понимал, чувствовал, но поделать с собой ничего не мог. Слишком уж велик был соблазн. – Это факт! Ты пойми, Торп ведь такой парень. Мне об этом один его приятель из Сент-Рея рассказал, да и другие ребята говорили: больше всего на свете он любит сидеть и болтать про свои подвиги. Его друг, Вэнс, который был с ним тогда в Роще, – вот того действительно развести на интервью не удастся. Боится он или просто говорить не хочет, не знаю. Но молчит, и все.

В ответ Шарлотта тихо сказала:

– Ну вот, теперь я чувствую себя виноватой еще и перед тобой.

– Брось ты, Шарлотта… Никто ни перед кем не виноват. Просто давай пойдем вместе. Ничего такого я тут не вижу.

– Да я понимаю, – вздохнула Шарлотта. – Дело не в этом. Просто… я ведь собираюсь только поблагодарить Хойта… ну, понимаешь, соблюсти нормы вежливости… Сказала спасибо – и все. И уйти хотелось бы быстро, чтобы не было повода задержаться. А если мы придем вдвоем, то начнутся разговоры… И потом, если этот Торп действительно так любит поговорить о себе и своих приключениях, так зачем я тебе нужна? Почему бы тебе не позвонить и не договориться с ним о встрече?

– Да я же тебе говорю: уже пытался. Но он не знает, кто я такой. Мы знакомы с ним сугубо официально. Я уверен, Хойт согласится поговорить со мной, если окажется, что у нас есть… общие друзья.

– Извини, Эдам. – Эти слова Шарлотта произнесла почти шепотом, глядя к тому же куда-то в сторону. – Я просто хочу… развязаться с ним. Понимаешь, сказала спасибо – и все. – Наконец она подняла взгляд на Эдама и очень серьезно посмотрела ему в глаза. – Эдам, я тебе очень благодарна. Ты замечательный.

С этими словами она подошла к нему вплотную, положила руки на плечи, потянулась губами, как показалось Эдаму, к его губам – но в последний момент не то он ошибся в расчетах, не то она изменила решение и ограничилась тем, что чмокнула его в щеку.

– Спасибо тебе, Эдам, – повторила Шарлотта, – спасибо, что проводил меня, и вообще я очень рада была с тобой пообщаться. Как вернусь, я тебе сразу позвоню. Договорились?

Не дожидаясь ответа, она развернулась и быстрым шагом направилась к дверям Сент-Рея. Поцелуй в щечку? И в то же время, оглянувшись на прощание, она улыбнулась ему, как не улыбаются просто знакомому. Эдаму показалось, что Шарлотта готова расплакаться… Слезы любви?… Да нет, вряд ли… Слезы радости? А собственно говоря, что это за хрень такая – слезы радости?

Слезы, взывающие к защите? А что, вот это похоже. Некоторое время назад Эдам уже разработал, как ему показалось, абсолютно верную теорию, согласно которой все наши слезы, любой плач являются на самом деле производным от мольбы о помощи. Родившийся младенец плачет, потому что чувствует свою беззащитность в этом новом для него мире. Он нуждается в защите – вот он и плачет, взывая к матери. Мы плачем, когда влюбляемся, но не в момент высшего счастья, а когда что-то не складывается: то есть человек оплакивает утраченную возможность стать защитником для кого-то, кому так нужна эта защита. Мы готовы плакать над могилами великих людей, которые, рискуя собой, защитили нас в те критические моменты, когда нам всем грозила опасность. Мы оплакиваем тех, кто добровольно отправился в мир теней ради того, чтобы защитить нас. Мы плачем над судьбой тех, кто сам нуждался в защите и не побоялся вступить в борьбу с силами зла ради того, чтобы защитить других. Все слезы так или иначе связаны с идеей защиты. Слез, которые не имели бы к этому отношения, не бывает.