Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

– Шарлотта, мы тебя любим, и мы с тобой. – На несколько секунд он прикрыл глаза, словно повторяя про себя внушаемую ей мысль: «Не волнуйся, не нервничай, все будет хорошо». В первый раз за все это время Шарлотта поняла, что она, по всей видимости, действительно нервничает, и это даже бросается в глаза.

Теперь она стояла на трибуне, лицом к баскетбольной площадке, сплошь забитой складными стульями. Аплодисменты не стихали. Прямо перед Шарлоттой выделялся зеленый квадрат: это сидели плотными рядами ее одноклассники в своих парадных мантиях и шапочках. Реджина тоже хлопала в ладоши, но медленно и как-то механически. Скорее всего она присоединилась к аплодисментам лишь потому, что сидела в первом ряду и не хотела демонстрировать свои подлинные чувства О них, правда, свидетельствовало выражение ее лица, на котором Реджина не сподобилась изобразить хотя бы подобие улыбки. Зато Чаннинг Ривз, сидевший тремя рядами дальше, мог не утруждать себя никому не нужными аплодисментами, да и улыбка его скорее походила на ироническую презрительную гримасу: вздернутый угол рта делал ее холодной и саркастической. Лори Макдауэлл – тоже обладательница золотого шнура списка «Бета» – аплодировала от души. Она смотрела прямо в лицо Шарлотте и улыбалась ей абсолютно искренне, но это и не удивительно: Лори была ее подругой – ее единственной близкой подругой во всем классе. Брайен Круз со своими знаменитыми золотисто-рыжими непослушными кудрями – ах, Брайен, Брайен! – аплодировал вроде бы тоже искренне, вот только смотрел он на нее при этом, почему-то приоткрыв рот, не как на одноклассницу, а как на некий феномен, природное явление… неизвестно что. Зато взрослые, радуясь за Шарлотту, хлопали в ладоши и одаривали ее улыбками и ласковыми взглядами. Тут были и миссис Брайент, хозяйка магазина сувениров «Голубые горы», и мисс Муди из универсама «Баэр», и Кларенс Дин – местный почтмейстер, и мистер Робертсон – самый богатый человек во всей Спарте, владелец лесопитомника, где выращивались рождественские елки. Он тоже улыбался и энергично аплодировал Шарлотте, хотя они даже не были знакомы, а во втором ряду за ним сидели мама с папой, Бадди и Сэм. Папа в своей старой спортивной куртке выглядел особенно неловким и старомодным благодаря выпущенному наружу воротнику спортивной рубашки. Мама по торжественному случаю надела темно-синее в белую полоску платье с короткими рукавами. Оба они выглядели сегодня намного моложе своих сорока с лишним лет и старались аплодировать не слишком усердно, чтобы знакомые не заподозрили их в том, что они чрезмерно возгордились своей дочерью. На самом деле прятать законную гордость было не нужно и бесполезно. Даже Бадди и Сэм в чистых наглаженных рубашках смотрели на сестру, как маленькие детишки на самое настоящее чудо. Через два стула от них в том же ряду сидела мисс Пеннингтон в платье с крупным набивным рисунком – очевидная ошибка для шестидесяти-с-чем-то-летней дамы весьма солидной комплекции. Впрочем, для Шарлотты и габариты мисс Пеннингтон, и ее умение подбирать себе платья не играли никакой роли. Для нее она была дорогой мисс Пеннингтон, любимой учительницей, верным другом и советчиком. Шарлотта вдруг отчетливо вспомнила тот день, когда мисс Пеннингтон задержала ее после урока английского и сказала своим низким, чуть хрипловатым голосом, чтобы девочка задумалась, как ей выбраться из округа Аллегани и вообще из Северной Каролины в большой университет и в безграничный огромный мир, «потому что ты, Шарлотта, достойна большего». Мисс Пеннингтон аплодировала так самозабвенно, что весь ее солидный живот колыхался в такт аплодисментам. Заметив, что Шарлотта смотрит на нее, учительница вскинула неожиданно маленький для ее комплекции кулачок к подбородку и, резко дернув рукой вниз, изобразила столь популярный у молодежи жест, выражающий торжество и радость. Шарлотте стоило немалых усилий вспомнить о том, что она стоит на трибуне и не имеет права ответить своей наставнице ничем, кроме улыбки…

…Да и улыбаться тоже не следовало, потому что кто-нибудь, например, Чаннинг Ривз или другие одноклассники, могут заметить эту улыбку и решить, что Шарлотте Симмонс просто нравится купаться в лучах славы. В таком случае очередной волны презрения ей не избежать.

Наконец аплодисменты стихли и настало время произнести речь.

– Уважаемый мистер Томс, дорогие учителя, одноклассники, ученики, друзья нашей школы… – голос ее звучал вполне нормально, – родители, бывшие выпускники, бывшие ученики…