Михал Вивег - Роман для женщин

Оливер одобрительно подмигивает мне.

После обеда мы все отправляемся пройтись по городу (понять не могу, откуда берется смелость называть эту жуткую сонную дыру городом). Оливерова мать с шокирующей естественностью хватает меня под руку. Оливер идет рядом с отцом в трех шагах впереди нас. Двигаемся мы невыразимо медленно, поэтому мне сразу становится холодно и начинает казаться, что я на похоронах. Наконец мы доходим до какой-то площади.

— Она заново вымощена! — гордо указывает мне отец Оливера на мостовую.

Да, возможно, однако все магазины и единственное кафе закрыты. На целые сутки, осознаю я. С матерью Оливера мы говорим о шампунях и бальзамах для волос; повторяю обрывки моих разговоров с парикмахершей. Мать Оливера внезапно останавливается и запускает в мои полосы два пальца, Я чувствую себя лошадью, которую ведут на торг… Мимо нас проходит какая-то пожилая поседевшая женщина, толкающая впереди себя ржавую тележку с бутылью пропанбутана.

— Привет, — говорит ей Оливер.

Вам ни за что не догадаться, кто это.

Одноклассница Оливера!

Вечером мы все сидим перед телевизором. После окончания фильма, с Дастином Хофманом, сославшись на головную боль, я иду лечь — в студенческую комнату Оливера.

Оливер приходит ко мне спустя примерно час.

— Ну что? — интересуется он.

Не знаю, что и сказать, поэтому засыпаем в атмосфере невысказанного несогласия (за руку он меня не держит).

Оливер, к счастью, встает утром первым и дает мне поспать. Я благодарна ему. Благодарна за каждую минуту одиночества. Мне удается еще уснуть, но вскоре меня будит страшный шум; открываю глаза и вижу: над постелью стоит отец Оливера с пасхальным яичком в руке. Он и на этот раз при галстуке.

— Угощенье, угощенье, вот яичко в утешенье! — неумело, точно школьник, тараторит он и, прежде чем я успеваю что-либо понять, срывает с меня перину. Я сплю в одной майке, без трусиков, так что мой визг вполне естествен. Я вскакиваю с постели и стараюсь оттянуть майку как можно ниже. Судорожно улыбаюсь. Отец Оливера краснеет, но делает вид, что ничего не заметил.

— Не дадите крашеное, дайте хоть беленькое, курочка снесет вам свеженькое! — тарахтит он мужественно и слегка похлопывает меня цветным бантом по голым ляжкам.

Нам обоим страшно неловко, но никакого яичка, которым я могла бы выкупиться, у меня, разумеется, нет. Тут входит Оливер с матерью; я глазами прошу его помочь мне, но Оливер за спиной тоже прячет пасхальный подарок и вместо помощи начинает хлестать меня по рукам, которыми я придерживаю майку. Мне больно.

— Угощение — прямо в рот! Тут яиц невпроворот! — галдит он исступленно.

О святый боже, что эти два придурка ждут от меня? Что ради них я вырежу себе яичники? А когда, похоже, всему приходит конец, ко мне подскакивает мать Оливера и обливает меня какими-то дешевыми духами.

Наконец оба родителя с громким смехом уходят.

Опираясь о стену, я глубоко дышу, чтобы меня не стошнило от этой вони.

— Относись ко всему с юмором, — говорит Оливер.

Я смотрю ему прямо в глаза.

— Я стараюсь! — шиплю я недобро. — И если говорить откровенно, предпочла бы, чтобы ты был круглым сиротой…

Ингрид расстается с Губертом.

— Я уже не в силах была слушать его стёб, — объясняет мне Ингрид во время обеда в нусельском ресторане «Раднице».

— Наконец, значит, выяснилось, что он вовсе не зрелый, не интеллигентный и не начитанный? — с иронией напоминаю подруге ее былую очарованность.

— Да нет, не то, — неприязненно говорит Ингрид. — Только ведь жизнь — это не состязание в начитанности.

Что-то в этом, конечно, есть, ибо Губерт, как я узнаю от Ингрид, вопреки своей жизненной зрелости, необыкновенной интеллигентности и невиданной начитанности (если вам кажется, что это звучит насмешливо, вы, честное слово, не ошибаетесь) из-за разлада с Ингрид совсем съехал с катушек и теперь дважды в неделю должен посещать психиатра.

— Не трепись, — пораженно выпаливаю я.

— Абсолютный факт. Ходит к какому-то доктору по фамилии Забрана…

Я удовлетворенно киваю, Ингрид хитро ухмыляется. Наконец-то мы этому типчику отомстили!

— Оливер тоже действует мне на нервы, — доверительно говорю я Ингрид чуть погодя. — Иногда меня тошнит от его стоптанных башмаков, от его вечного бардака в доме, от его немыслимого авто…