Лижия Теллес - Рука на плече

— Говорю тебе, что все это очень рискованно. Ради бога, кончай эти шутки. А вдруг похороны какие-нибудь? Я не переношу похорон.

— Какие похороны, Ракел? Сколько раз тебе повторять: здесь уже давным-давно никого не хоронят, думаю, даже костей не осталось, надо же сказать такую глупость! Идем со мной, дай руку, не бойся.

Ползучий кустарник заполнял все вокруг. Он стелился по поверхности могил, яростно захватывая все новое пространство, бежал вдоль дорожек, покрытых пожелтевшей галькой, взбирался на надгробия, алчно заполняя трещины в мраморе, словно своей неудержимой жаждой жизни хотел навсегда похоронить последние следы исчезающей смерти. Они шли не спеша по длинной, залитой солнцем аллее. Шаги звонко отдавались в предвечернем воздухе, сливаясь в странную музыку с шуршанием сухих листьев. Ракел еще была раздражена, но шла покорно, как ребенок, изредка с любопытством взглядывая на надгробия с выцветшими эмалевыми медальонами.

— Слушай, оно огромное. И такое убогое, в жизни не видела более убогого кладбища. И жутко запущенное. — Она указала кончиком сигареты на маленького амурчика с отбитой головой. — Пошли отсюда, Рикардо, хватит.

— Ах, Ракел, да ты только взгляни на этот вечер! Запущенное! Ну и что? Не помню, где это я читал, что красота, она не в свете утра, не во мраке ночи, но в сумерках, в этих полутонах, в их неопределенности. И вот я подаю ей сумерки как по заказу, а она недовольна.

— Я не люблю кладбищ, я уже тебе говорила. К тому же еще убогих.

Он наклонился и легко коснулся губами ее руки.

— Вы обещали подарить этот вечер своему верному рабу.

— Да, и плохо сделала. Все это, может быть, даже занятно, но я не хочу больше рисковать.

— Он действительно так богат?

— Немыслимо. Сейчас он предлагает мне путешествие на Восток. Это фантастика. Ты знаешь, что такое Восток, мой милый? Представляешь, мы едем с ним на Восток…

Он поднял с земли камешек и крепко сжал его в ладони. И вновь частая сеть морщинок побежала вокруг глаз. Открытое и гладкое, его лицо вдруг стало старым. Но улыбка тут же вновь озарила его, и морщинки исчезли без следа.

— Я тоже как-то возил тебя кататься на лодке, помнишь? Она замедлила шаг и положила голову ему на плечо.

— Знаешь, Рикардо, откровенно говоря, ты мне всегда казался немного того… И все равно иногда я скучаю по тому времени. Какой год был! Честное слово, до сих пор не понимаю, как я выдержала столько. Целый год!

— Просто ты тогда читала «Даму с камелиями» и была вся такая нежная, сентиментальная. А сейчас что ты читаешь?

— Ничего, — ответила она, скривив губы, и остановилась, чтобы прочесть надпись на разрушенной каменной стеле: — «Моей дорогой супруге, вечная память». — Она почмокала губами: — Да, недолго продолжалась эта вечность.

Он швырнул камешек в заросшую могилу.

— Но ведь именно эта заброшенность и составляет очарование этих мест. Никакого вмешательства живых. Этого их идиотского вмешательства. Смотри, — он показал на разрушенное надгробие, из каждой трещины которого пучками вылезала трава, — даже имя на камне покрыто мхом. Потом этот мох покроют корни, листья… Это абсолютная смерть — ни воспоминаний, ни сожалений, ни даже имени. Ничего.

Она еще теснее прижалась к нему. Зевнула.

— Все это прекрасно, но теперь идем отсюда, хватит с меня этих забав, давно я так не веселилась, только такой человек, как ты, мог придумать для меня такое развлечение. — Она чмокнула его в щеку. Хватит, Рикардо. Я хочу домой.

— Еще немного…

— Но этому кладбищу конца нет, мы прошли уже бог знает сколько! — Она оглянулась. — В жизни столько не ходила. Я буду как выжатый лимон, Рикардо.

— Сытая жизнь сделала тебя ленивой? Ай как нехорошо! — проговорил он, подталкивая ее вперед. — Сейчас свернем с этой аллеи, и там будут могилы моих, оттуда как раз и виден закат. — Он обнял ее за талию. — Знаешь, мы много гуляли здесь с моей двоюродной сестрой. Нам было по двенадцать лет, и мы ходили, взявшись за руки. Каждое воскресенье мать приходила сюда, приносила цветы и прибирала в часовенке, где был похоронен мой отец. Мы с сестрой приходили вместе с ней, гуляли, строили планы. Сейчас их обеих нет.

— И сестра умерла?

— Да, сестра тоже. Когда ей исполнилось пятнадцать. Она не была красива в собственном смысле слова. Но у нее были глаза… зеленые, как у тебя, очень похожи на твои. Невероятно, Ракел, просто невероятно, как вы обе… Думаю, вся ее красота была именно в этих глазах, знаешь, немного косящих и таких сияющих.