Эмма Герц - Вензель на плече Урсулы

Все истории сворачиваются в кольцо.

— Спасибо тебе большое, — говорит соседка Людочка и бережно прижимает к бархатному животу банку соленых огурцов. Банка тяжела. — Я обязательно верну тебе. Съездим в погреб, и верну.

— Оставь, — отвечаю я, — мне все равно.

Людочка близоруко щурится, ее прямые ресницы частоколом торчат в неглубоких складках век, а живот ее бархатный вовсе не потому, что Людочка бесстыдно обнажена и бархат ее кожи матово блестит в искусственном свете. Просто Людочка предпочитает носить домашние костюмы из этого материала, сейчас — черный, стильно. Карман оторочен красным плюс красное яблоко на левой стороне груди. «Черное с красным — очень прекрасно», — сказал как-то Савин в легкой задумчивости.

На следующий день Людочка навестила нас во всем синем с желтыми редкими полосами. «Желтое с синим — очень красиво», — прокомментировал он же.

— А что, ты сказала, будешь готовить для новогоднего ужина? — спрашивает Людочка. Уходить она не торопится, усаживается на табурет, оплетает его ножки своими. С глухим стуком падает кокетливая белокурая тапочка. Банку ставит на стол. Людочка суп называет «первое», котлеты — «второе», что-то такое, из детства.

Она живет этажом ниже, наши сыновья учатся в одном классе, и мы немного дружим на детскую тему. Людочкиного мужа зовут Николай, он держит кафе со странным названием «Иноходец Standardbred» — увлекается скачками. В одну из наших встреч на лестнице Николай горячо и коротко рассказал мне, что для выведения элитных стандартбредных пород задние и передние ноги лошадей связывались ремнями попарно. «Да, конечно», — ответила я, не выказывая удивления. «Вот так-то!» — удовлетворенно попрощался он.

Людочка — домохозяйка. Просыпаясь утром, она надевает один из семи-восьми бархатных костюмов, заваривает мужу чай, терпеливо вылавливает ложечкой улизнувшие чаинки, прерывает их ниспадающий танец. Любит поговорить о цвете своей сумки, экологически чистых продуктах, эпиляции зоны бикини и нетрадиционных методах лечения.

Я смотрю на Людочку. Она поправляет на шее подвеску — зодиакальный знак, усыпанный брильянтовой крошкой. Как-то сказала, что ценит в брильянтах вариабельность их использования, я удивилась. Например, продолжила неожиданно Людочка, они прекрасно сочетаются с любым другим камнем, даже полудрагоценным. Больше всего я хочу, чтобы она, прихватив огурцы свекровиного изготовления, покинула мою кухню, и побыстрее.

Перевожу взгляд на высокий выдвижной ящик. Как правило, он занят крупными кастрюлями, сковородами и чугунным казаном. Посуда перемывает мне кости, жалуясь друг другу на недостаточную чистоту. Уже несколько часов там лежит нечто важное и отнюдь не кухонная утварь. Моя тайна? Глупо звучит, как в малобюджетной мелодраме, пусть. Моя тайна. Мне необходимо побыть с ней наедине.

Люда, иди на фиг.

— Ужин! — напоминает она, барабаня по столу короткими холеными пальцами. На среднем поблескивает массивное золотое кольцо с тремя темно-красными рубинами. Глядя на него, все время вспоминаю знаменитый перстень Куприна с александритами, в середине которого были инкрустированы молочные зубы его дочери.

Людочка морщит нос и чихает.

Звонит телефон. Автор статьи по сосудистой хирургии (я перевожу статью на немецкий язык). Беспокоится о сроках. «До пятого января, вы помните?» — говорит он возбужденно. Успокоительно сообщаю, что текст переведен на девяносто процентов и будет отправлен автору завтра в первой половине дня.

Людочка смотрит выжидающе и повторяет слово «Ужин», как-то растягивая его на три слога. Кладу трубку, замечаю, что она чуть испачкана майонезом, тщательно протираю полотенцем в зеленый горох.

— Собираюсь приготовить басму, — отвечаю, тереблю правой рукой сережку в ухе, прокручиваю ее, разрывая мочку, ухо горит, представляю, как оно, маленькое и розовое, становится большим и малиновым. На моих пальцах теплая кровь, кладу пальцы в рот, с жадностью облизываю. У крови вкус крови. Стивен Кинг был прав.

Людочка в ужасе. Морщит гладкий лоб, насколько позволяет ботокс. Надеюсь, теперь она уйдет. Нет.