Николай Коняев - Дальний приход (сборник)

Но Валентине нравится готовить, и готовит она великолепно.

— Повезло вашим домашним… — хвалят ее. — Можно и в рестораны не ходить. У вас вкуснее и интереснее!

— Не… — говорит Валентина. — Дома так не получается.

— Почему? Тут ведь и газовой плиты нет!

— Зато тут молитвы есть… Я ведь готовлю, когда литургия идет. Вот и получается вкусно.

— Так выходит, что вашим домашним и не удается такого попробовать?

— Не знаю… — сказала Валентина.

Потом подумала и рассказала историю.

— У меня дочка Таня тогда в Англию уехала… Я скучала сильно. А тут батюшка из алтаря на кухню выходит…

— Как, — говорит, — гречкой вкусно пахнет! Вот бы Тане твоей сейчас ее попробовать.

— Что вы, батюшка, — говорю. — Во-первых, Татьяна у меня вообще гречи не ест. А во-вторых, в Англии она сейчас, не приедешь оттуда кашу попробовать. Даже не звонит ведь…

— Ну-ну, — батюшка говорит. — Не бери в голову… Позвонит она. Позвонит!

И ушел в алтарь.

А я домой пришла, и сразу звонок.

Таня моя звонит из Англии.

— Мама, — говорит. — Я позвонить давно собиралась, да все отвлекало что-то. А сегодня так каши гречневой захотелось, просто сил нет. Вот приготовила и тебе звоню. Словно у тебя в церкви, такая же вкусная каша получилась…

У меня даже дыхание перехватило.

— Во сколько, — спрашиваю, — ты кашу поставила варить?

— В полдень, если по-вашему… А что это тебя заинтересовало…

— Да так, — говорю. — Не обращай внимания. Я очень скучаю без тебя, Таня.

— Я тоже скучаю, мама… Очень-очень.

— Раньше-то я и до Яблочного Спаса яблоки кушала, — сказал Мария Егоровна, поглаживая лежащий на ее коленях кулек с яблоками. — А сейчас нет… Уже пять лет до Яблочного Спаса к яблокам не притрагиваюсь…

— Вам, наверное, батюшка сказал, что нельзя до освящения плодов яблоки есть? — из вежливости отозвался я.

Мария Егоровна покачала головой.

— Не… Чего мне говорить, если я сама это видела…

— Видели?!

— Ага… — вздохнула Мария Егоровна, поглаживая кулек с яблоками. — Пять лет назад у меня внучку Веру машиной сбило насмерть, тогда я и увидела это… Привиделось, будто пришла куда-то, а там дети сидят на скамейке, и моя внучка среди них! И дети все — как раз Яблочный Спас тогда праздновали! — яблоки едят, одна моя Верочка сидит без яблока.

— А что же ты, Верочка, яблока не кушаешь? — спрашиваю я у нее.

— А нет у меня яблока, — отвечает Верочка. — Ты, бабушка, все мои яблоки съела!

И так ведь сказала, будто я килограмм яблок из магазина принесла и ей ничего не оставила.

Заплакала я и очнулась у себя в комнате.

На столе ваза с яблоками стоит, а внучки, внучки моей нет…

Завершив рассказ, Мария Егоровна вытерла пальцами заслезившиеся глаза и снова вцепилась в свой пакет с яблоками, будто отнести его куда собиралась…

Как войдешь в храм — справа, на стене, образ Николая Чудотворца. Лика почти не различить — буровато-коричневой темнотою запеклись краски! — но глаза, добрые и живые, смотрят прямо на тебя…

И меня сразу потянуло к этому образу. Что-то простое и надежное было в нем, и необходимое, как в куске хлеба.

— Так это и есть Никола хлебный… — пояснила мне монахиня.

— Никола хлебный? — удивился я. — Первый раз про такую икону слышу.

— И мы не слышали, пока ее не принесли… — сказала матушка и выдвинула вделанный в киот ящичек для свечей. — Смотрите…

В ящичке лежали узкие, казенные полоски бумаги…

Странное дело…

Мои родители долгие, бесконечно долгие годы жили с хлебными карточками, но в чердачном хламе нашего поселкового дома попадались порою неиспользованные билеты в кино, талоны на мануфактуру, даже вышедшие из употребления мелкие денежные купюры, но карточки на хлеб — никогда.

Сами карточки я увидел сейчас впервые, но почему-то сразу узнал их…

Одна карточка была выписана на имя Елизаветы Ефимовны Хмелевой, ей полагалось получать в ноябре 1941 года по 400 граммов хлеба. Вторая — на имя Марии Петровны Павловой, получавшей в ноябре 1941-го полную норму — 800 граммов.

Ноябрьскими карточками и Елизавете Ефимовне, и Марии Петровне довелось попользоваться всего несколько дней. 16 октября немецкие войска начали наступление в направлении Грузино — Будогоща и 8 ноября овладели Тихвином, пытаясь сомкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда.

— Не знаю… — покачала головою монахиня в ответ на мое предположение. — Женщины, которые образ этот церкви пожертвовали, немножко другую историю рассказывали.