Максим Жуков - Объект «Кузьминки»

Впрочем, я несколько отвлекся.

На границе нашего поста – в самом дальнем углу автостоянки – особо не задумываясь о проблемах духовного совершенствования и чувственной самореализации, открыв боковую дверцу своей “Волги” и откинувшись боком на водительское кресло, вальяжно расселся Газенваген. Сегодня он как-то особенно замкнут, сдержан, неразговорчив и сердит.

К нему на стоянку полчаса назад приходила его гражданская жена (или, попросту говоря, сожительница) – рано “раскоровевшая” и обабившаяся двадцатидвухлетняя особа (насколько я знаю – из местных, имеющая малогабаритную двушку на Зеленодольской улице, в которой, не будучи москвичом, Газенваген и проживал).

Они долго ругались. Она, как говорят в молодежной среде, “предъявляла”. Он энергично отнекивался и возражал.

Я не слушал – благоразумно отошел подальше.

В течение двадцати с лишним минут со стоянки до меня доносились разрозненные истерические выкрики, однотипная матерная брань, громкие всхлипы и долгие бабские причитания.

Потом, после сложных и мучительных объяснений, они, по всей видимости, пришли к какому-то единому, но с трудом удовлетворившему их обоих соглашению.

Газенваген проводил ее через улицу, вернулся и тут же принялся, нервно прикуривая сигарету от сигареты, почти безостановочно, угрюмо и сосредоточенно дымить. К нему молча подошел Роскошный, прикурил от его бычка и, сочувственно похлопав его по плечу, так же молча пошел к метро окучивать одну смазливую молдаванку, появившуюся на нашем объекте совсем недавно и потому вызывающую к себе повышенный сексуальный интерес у всех сотрудников нашего охранного предприятия – во всех сменах и на всех постах.

Расспрашивать Газенвагена о его семейных проблемах я не тороплюсь. Надо будет – сам все расскажет: обычно после краткой и непродолжительной паузы так всегда и бывает у простых русских людей, не посещающих психоаналитиков и не занимающихся по новомодным американским методикам групповой психотерапией.

Я поправляю болтающуюся на поясе резиновую дубинку, постоянно съезжающую мне на задницу, и облокачиваюсь на пыльный, со следами недавней грунтовки темно-коричневый автомобильный капот.

Газенваген, полуотвернувшись, с досадой бросает в мою сторону:

– Третий год с ней живу – никогда такого еще не было. Как с цепи сорвалась…

Я киваю и делаю безразличное лицо, стараясь по какой-то необъяснимой причине – может быть, желая просто покрасоваться, может, действительно испытывая полное равнодушие к чужим проблемам и делам, – продемонстрировать ему, что, мол, все, что он здесь намерен рассказать, меня совершенно не касается – как то самое, широкоизвестное “чужое горе”, с которым в нашем понимании крепко-накрепко связно простое народное выражение “не скребет” (или, как сказал бы Геннадий Иванович Вернигора, избегающий ругаться матом при подчиненных: “не колышет” или “не роляет”).

Газен (так для краткости называют его все знакомые и близкие друзья), однако, не обратив на мое показное безразличие ни малейшего внимания, продолжает излагать:

– Хотя, конечно, причина у нее есть. Веская причина. Не отопрешься.

Я фальшиво, без всякого сочувствия, вздыхаю:

– А что такое?

– Да понимаешь, попал я тут недавно. По полной программе попал.

– В иномарку, что ли, въехал?

– Да нет. Конец свой не туда сунул.

Я сразу вспомнил, что Газен был большим любителем покрутиться на четвертом посту, где по ночам у автобусной остановки на обочине Волгоградского проспекта собирались уличные проститутки…

– Ну, что же ты так?! Взрослый мужик. Презервативами надо пользоваться. На нашей “точке” – будьспок! (Ленкино выраженьице) – все что угодно можно подцепить, девки-то – бедовые все, как на подбор.

– Да не местная она, не с “точки”. Не проститутка. В смысле, за бабки не трахается. Вроде бы…

– Да все они одним миром мазаны. Ты как с ней познакомился? Где? Анализы сдавал уже? Что там, по результатам?

– С утра сегодня к венерологу ездил… Слава богу, только трипак, да и трихомоноз до кучи: сейчас они в комплекте идут. В большинстве случаев… А вот с ней, с носительницей, я здесь познакомился, в Кузьминках, дней пять назад.

– Я ее знаю? Продавщица?

– Нет. Тоже, правда, торгует где-то… но не здесь. К Ленке-хохлушке иногда заглядывает – землячка ее.

Я насторожился.

– К Ленке много землячек наведывается. Как зовут? Как выглядит?

– Как зовут – убей, не помню, а чисто внешне – она на принцессу английскую похожа. На ту, что с любовником в машине перевернулась… в Париже, кажется…