Стефан Гейм - Книга царя Давида

Поужинали мы ломтем хлеба и куском мяса, такого жилистого, что, видно, было оно от старшего брата того козла, который попался нам по дороге. Потом залезли под одеяло, прижались друг к другу и долго не могли заснуть из-за храпа паломников, издалека пришедших к святому храму помолиться и вознести жертвы Господу, а также из-за криков, шума, стенаний, доносившихся от хижин, где ютились умалишенные: казалось, будто все злые духи собрались здесь на свою сходку. Лилит дрожала. Ей страшно не разбойников и не солдат, шепнула она мне, и не сыщиков Ваней; ей жутко, что злой дух вдруг накинется на нее и станет таскать за волосы, щупать за соски или того хуже — вложит в чрево урода.

— Лилит, голубка моя, — сказал я, — мне известно надежное заклятие против злых духов: перед тем как лечь, я обвел нас магическим кругом, и теперь ничего плохого с нами не случится.

Тихонько всхлипнув один-единственный раз, Лилит положила мне на плечо голову и заснула.

Утром я пошел засвидетельствовать мое почтение первосвященнику, который был розоволиц, упитан, но не менее грязен, чем прочие здешние священнослужители.

По выражению его лица я никак не мог понять, верит он мне или нет, во всяком случае, когда я кончил говорить, он сказал:

— Мы не держим болящего ни за решеткой, ни под запором и не применяем никакого насилия. Три главные вещи, твержу я собратьям, способствуют успешному лечению — терпение, сострадание и любовь. Конечно, если болящий взбунтуется, его могут стукнуть, чтобы привести в чувство и утихомирить, но ведь эта боль мгновенна, то есть ее как бы и нет. Не мучайте недужных, наставляю я братию, а молитесь с ними. Для посещений отведены определенные часы, любой может прийти и послушать, что лепечут несчастные. Есть немало серьезных и весьма состоятельных людей, которые пытаются так или иначе истолковать услышанные здесь слова и в зависимости от этого заключают крупные сделки. Кормить и дразнить больных запрещено. За наши услуги мы рассчитываем на воздаяния Господу, для чего во дворе храма имеется достаточный выбор скота, и благочестивец может купить у левита скотину для жертвы либо целиком, либо частью — короче, останешься нами доволен, а Господь возлюбит тебя за щедроты и исполнит все твои желания. Я отправился с Лилит во двор храма, куда родные и близкие больных действительно привели множество овец, коз и телят. Эту скотину левиты тут же продавали паломникам, шел оживленный торг, слышались громкие крики, божба, жалобы на непомерные цены. В одном уголке я заметил нашего знакомого — того самого козла, что был скорее дохлым, чем живым; сжалившись, я попросил левита прикончить его одним точным ударом и отволочь к алтарю, чтобы я мог пожертвовать заднюю четверть, если цена, конечно, не превысит разумных пределов; левит пообещал назначить приемлемую цену в благодарность за то, что Господь послал меня именно к нему, тем более что и другие благочестивцы не преминут войти в долю, стало быть, богоугодное дело скоро свершится, и несчастной скотине осталось недолго мучиться. В качестве расписки за оплату и пропуска к больному левит выдал мне глиняный черепок.

В приемный час я пошел к лачугам умалишенных, Лилит сопровождала меня, хотя очень боялась и была ужасно бледна.

Лачуг оказалось три; одна для припадочных, другая для тех, кто находился в столбняке или страдал недержанием; третья для прочих больных, включая буйнопомешанных. В каждой лачуге дежурили двое священников с железными ручищами и воловьими мордами, на которых застыло полнейшее равнодушие. Больные заметно боялись их, при появлении священника одинаково вздрагивали и жалобно скулили независимо от недуга. Смрад был столь ужасен, что душил даже шагах в двадцати от лачуг, внутри же было и вовсе невыносимо; многие из несчастных сидели голыми или в жалких лохмотьях, измаранные собственными нечистотами, исходя слюной и мокротой; кое-кто лежал трупом, не шевелясь.

Я спросил священников, где найти Фамарь, дочь Давида. Они разинули пасти, давясь от беззвучного смеха, потом один сказал:

— Что значат тут имя и звание? У нас есть царь персидский, два фараона, несколько ангелов, в том числе две женщины, а уж пророков и прозорливцев вовсе не счесть. Хочешь, покажу богиню любви Астарту? Правда, груди иссохлые, волосы посеклись, ногти послазили, глаза гноятся. Подавай ему Фамарь, дочь Давида! А Еву, жену Адама, не желаешь?

Схватив Лилит за руку, я бросился вон из лачуги, прочь от храма; отбежав на край поля, мы остановились, Лилит упала на землю, закрыла лицо ладонями. Сколь же многотрудны и извилисты пути Господни, подумал я. Вдруг поодаль на тропинке появилась женщина в многоцветном платье, какое носят царские дочери до замужества. Странно склонив голову набок, женщина напевала тоненьким детским голоском: