Стефан Гейм - Книга царя Давида

Не тут-то было. Урия поднялся с места, выпрямился во весь свой немалый рост и, слегка запинаясь, пробормотал, что ему пора спать, завтра спозаранок надо в седло, ибо до Раввы скакать не меньше четырех дней.

Царь Давид послал следом своего прислужника, чтобы тот отвел Урию домой к Вирсавии. Однако прислужник вскоре вернулся и, пав ниц, пролепетал, что хеттеянин домой не пошел, а лег спать у офицеров привратной стражи.

Швырнув в прислужника свою чашу, царь кликнул писца Сераию. Я же и остальные пошли по домам. Здесь уместно, продолжил Нафан, привести еще несколько документов из архива Иоава, с которыми мне удалось познакомиться благодаря господину Ванее.

Во-первых, интересно письмецо, посланное через Урию Иоаву.

Отлюбезного Господу кормильца Израиля и защитника Иуды, царя Давида — военачальнику Иоаву.

Передано с нарочным хеттеянином Урией.

Да будет тебе от Господа за верность твою новые победы.

Пошли Урию в бой, в самое пекло, и отступи от него, чтобы его поразили и он умер.

Второй документ — выдержка из ежедневной военной сводки Иоава.

Я приказал Урии выдвинуться с малым отрядом к воротам No5, выманить противника на вылазку и взять языка, дабы узнать о положении в Равве.

Третьим документом является приписка Иоава к ежедневной военной сводке, по существу — это самая важная часть наказа для гонца, которого Иоав послал к царю Давиду.

Если при докладе царю о ходе сражения он разгневается и спросит: «Зачем вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены будут бросать на вас? Кто убил Авимелеха, сына Иероваалова? Не женщина ли бросила на него со стены обломок жернова и он умер в Тевеце? Зачем же вы близко подходили к стене?», то скажи: «И раб твой Урия-хеттеянин также умер».

Последняя записка сделана рукой Сераии; видимо, это ответ царя Иоаву через того же самого гонца.

Так скажи Иоаву: «Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города и разрушь его».

Когда услышала жена Урии, что умер муж ее, то плакала она по муже своем. И Елинам, отец ее, пришел к ней, и мать, и вся семья, и племянники с племянницами, все скорбели, разрывали на себе одежды, кричали и плакали, так что донеслось и это до ушей царя Давида.

Царь сказал мне: «Разумеется, покойников надлежит достойно оплакивать, но, по-моему, Вирсавия потеряла всякую меру. Боюсь, злые языки станут болтать: не потому ли так убивается жена Урии, что не чтила мужа при жизни его? Не было ли у нее любовника? Ступай-ка, Нафан, к вдове, утешь ее и скажи, чтобы отослала свою многочисленную родню, из-за которой у дома ее неспокойно».

Отправившись к Вирсавии, я застал ее в разодранных одеждах, волосы собраны простым пучком, однако и в таком виде она была прелестна. Вирсавия возмутилась: «Почему нельзя мне плакать и скорбеть по мужу моему? Почему нельзя плакать родне моей? Разве не ношу я дитя, которое родится сиротою; ведь не будет у него ни отца, ни наследства, хотя дитя это царской крови? Одно дело — послать царю за солдатской женой, бедной и беззащитной, чтобы она спала с ним и ласкала его так и этак и по-всякому, другое дело — помочь ей в беде и сдержать царское обещание». Тут Вирсавия закрыла лицо руками и громко запричитала, как будет ужасно, если ее отец Елинам, мать и вся родня узнают про ее несчастье.

Передав царю слова госпожи Вирсавии, я спросил, правда ли, что он давал обещание и в чем оно состоит. Давид ответил: «Разве упомнишь? Мало ли чего обещает мужчина, лежа с женщиной».

У меня возникло скверное предчувствие, ибо Господь заповедовал: «С женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею». Однако Давид велел: «Ступай к Вирсавии и передай — когда кончится срок траура, она сможет жить во дворце и станет моей женой, только без излишней огласки, ибо об этом деле в народе и так слишком много пересудов».

По окончании траура Вирсавия переехала в царский дворец со всеми своими узлами и корзинами, сосудами, коврами, серебром, рабами и прислугой; Иерусалим только об этом и говорил, а также о свадебном торжестве, на котором она настояла, ибо дитя в ее чреве стало уже большим; Вирсавия шла под балдахином об руку с Давидом, переваливаясь с боку на бок, точно утка.

(— Но откуда вдруг такая слабость, почему царь во всем уступал госпоже Вирсавии? — удивился я.