Юрий Трещев - Город грехов

Писатель умолк.

Осыпались камни, и у входа в пещеру появился человек со скрипкой. Выглядел он как птица. Лицо птичье, на щеках румянец, нос изогнут.

— Кто ты?.. — заговорил артист и встал.

Незнакомец промолчал.

Снова заговорил артист.

— Представься, скажи, кто ты?.. я хотел бы разобраться в одном сомнении, ты здесь как дух бесплотный или как смертный человек?..

— Можно я присяду у этого камня и поведаю вам, кто я, и что я делаю в этой временной жизни?..

— Охотно послушаем…

История человека со скрипкой доставила артисту удовольствие.

Место действия напоминало сцену театра с декорациями трагедии.

Прохожие слушали импровизацию скрипача, раскрыв рот и не сводя с него глаз.

Скрипач изливал на них поток несчастий и мук, которые пришлось ему претерпеть и которые побуждали задать вопрос их творцу: «За что?..» — и услышать утешение или упреки.

Когда скрипач закончил свою импровизацию финальным аккордом, у прохожих слезы лились ручьями, а прохожих собралось немало. Их печаль была смешана с наслаждением, и, огорчая, радовала.

Проливал слезы и артист, лишь на лице писателя блуждала улыбка. Ему виделись скалы острова блаженных. Населяли его птицы, и писатель очнулся, сохранив и клюв, и когти, и неуклюжесть птичьего туловища в тяжелом оперении.

«Бог и тогда благой, когда подает зло и скорби, чтобы они привели нас к блаженству… — размышлял писатель. — Только лукавый, прикрыв себя личиной, представляется всегда добрым и уловляет нас терпеть казни ада со слезами в глазах, скорбью в сердце и злой вестью в ушах…»

После импровизации, скрипач обратился к писателю, листающему записную книжку:

— Вы, наверное, писатель… нет пользы испытывать тайны бога, и все же у меня вопрос… если душа имеет вечную жизнь и может жить сама по себе и для себя в некоем сокрытом месте, зачем она служит телу?..

— Чтобы познать смерть… через тело душа познает смерть и лишь тогда может обрести бессмертие и войти в чертоги бога… — сказал писатель.

Послышался странный подземный гул. В этом гуле слышался то рев быка, то львиный рык, то собачий лай, то вдруг внятный голос, доступный пониманию.

— Ты слышал?.. что это было?.. — спросил артист.

— Не знаю… — сказал писатель, вытирая рукавом слезы. Ему увиделись жены среди причудливых и страшных порождений ада, заманивающие обманчивой прелестью лиц, несущие наслаждение и смерть.

— Почему он плачет?.. — спросил скрипач.

— Не знаю… наверное что-то привиделось ужасное… — сказал артист голосом, каким говорят со сцены в трагедии. — Несчастья нас преследуют… вот и у меня горе, осел околел, пришлось мне на себя навьючить весь реквизит. — Артист сделал несколько шагов, остановился, задумался, потом спросил:

— Как пойдем?.. в гору или с горы?..

— А разве нет ровного пути?.. — Скрипач глянул на артиста, потом на писателя.

Мимо прошли две женщины, похожие на монашек.

— Однако странно… женщины все еще волнуют меня… — пробормотал артист.

— Лично мне противны лишь блудницы и старухи… — сказал прохожий. — А вы я вижу холостяк…

Артист промолчал, лишь улыбнулся.

— У моей жены было пять мужей… нет, пожалуй, семь… и всех она сгубила своим нравом… надо сказать, что нрав у нее был непостоянен и коварен… — Прохожий повел плечами, как от озноба. — Ну, вот, только подумал о жене и уже весь дрожу… сгинь, с другими играй в эти игры… вы верите в существование призраков?..

— Нет…

— А вы?..

— Верю… я и сам призрак…

— Шутите?.. не понимаю, как можно верить в то, чего нет?.. объясните…

— Не все можно объяснить словами… — сказал писатель, прислушиваясь к шуму дождя.

Уже несколько дней шел дождь. В воде плавали дома, деревья. Все было полно водой, проникающей и сверху и снизу. Рыбачьи поселки ушли под воду и опустели.

Жители устремились в горы. Они ничего иного не могли сделать, как только бежать и плодить слухи. Старики спасались на крышах домов.

Бог, все приведший из небытия в бытие, не мог не видеть происходящего, но не вмешивался, медлил с заступничеством…

Писатель, артист и философ, который пристал к ним несколько дней назад, пережидали непогоду в пещере.

— Не ты ли накликал потоп?.. — сказал артист, обращаясь к писателю, который взирал на город, напоминающий некое чешуйчатое чудовище с крыльями, уползающее в воду.

Писатель промолчал.

— Все дела человеческие — один морок и суета… — сказал философ. — Смерть все отнимает и богатство, и славу, которая одним даруется, а другим лишь обещана… — Взгляд философа скользнул по толпе прохожих таких тощих, что, казалось, они уже не существуют телесно. Они стояли и гадали, что с ними будет там, куда они придут?